Читать «Мгновенье на ветру» онлайн - страница 112

Адам улыбается с легкой насмешкой. Потом говорит:

— Не такая уж ты была покорная. Ты вон сама покоряла мужчин направо и налево.

— О да, конечно, я их покоряла, — с горечью восклицает она. — Все они были у моих ног, нужно было только скромно потуплять глазки, краснеть, когда положено, плавно поводить бедрами и показывать из-под платья ножку чуть выше туфельки, но даже это считалось большой смелостью. — Ее накинутая на плечи каросса распахнулась, и он видит ее по-зимнему бледное тело, маленькую грудь, обозначившиеся ребра, ямку пупка, кудрявый треугольник волос.

— Кокетничая добродетелью, я могла вертеть ими как угодно. Я презирала их за это до глубины души, но не о том сейчас речь. — Она смотрит ему прямо в глаза. — Да, передо мной пресмыкались все, и молодые, и старые, но я ни в коем случае не имела права показывать им, что у меня есть ум. Видишь ли, женщине не положено думать. Это считается неприличным, это возмущает и оскорбляет мужское всемогущество. Ты представляешь, что чувствует человек, когда он становится взрослым и вдруг понимает, что он навеки лишен своей воли, что у него нет никаких прав? Вполне можно потерять рассудок, верно?

— И все-таки ты вышла замуж за Ларсона.

— Да, я думала, он не такой, как все. Я думала, я вырвусь с ним на свободу. Я думала, что такой человек, как он, знаменитый ученый, путешественник, окажется выше мелких предрассудков Капстада… — Она взволнованно теребит обтрепавшийся край кароссы. — А он увидел во мне только одно: что я «слишком требовательна».

— Да, все мы бунтуем, восстаем, и все напрасно. — Он криво усмехается.

— Но почему же твой-то бунт оказался напрасным? Почему ты не убил в ту ночь своего хозяина?

— Я сам все время об этом думаю, все эти годы.

— Ты испугался, потому что все еще считал его своим хозяином?

— Если бы он проснулся, если бы стал ловить меня, как Левис, я размозжил бы ему череп не задумываясь. Ведь бросился же я на него, чтобы убить, когда он приказал мне сечь мою мать. — Адам глядит поверх пламени костра на вход пещеры, где ветер треплет шкуры, за которыми начинается темнота. — Нет, я ничуть не испугался. Наоборот! В первый раз за всю жизнь у меня появилась свобода решать. Я мог убить его, мог оставить в живых. Раньше меня всегда заставляли подчиняться воле других. И я вынужден был подчиняться, хотя все во мне противилось. А в ту ночь вдруг оказалось, что я сам волен решать. И почему-то мне не захотелось его убивать. Два года я обдумывал свою месть во всех подробностях, мечтал, как она совершится, только ею и жил. А когда миг наступил, оказалось, что мне все это больше не нужно. Видишь, как просто. Я был волен решать — и решил. У меня больше не было нужды кому-то что-то доказывать, даже самому себе.