Читать «Исповедь королевы» онлайн - страница 257

Когда ему дали трехцветную кокарду, чтобы он прикрепил ее к своей шляпе, он не испугался. Как бы отреагировал на такое оскорбление его дед? Кто осмелился бы предложить подобное Людовику XIV? Но мой Луи воспринял это с кротостью. Он снял свою шляпу и приколол к ней этот народный символ. Он, их король, стал одним из них. Что им оставалось делать? Даже в такое время они, должно быть, все еще испытывали перед королевской властью остатки благоговейного страха.

Они приветствовали его: «Да здравствует король!» — кричали они.

К счастью, среди них были некоторые люди, которые, хотя и желали реформ, но ненавидели насилие и понимали, что страну можно спасти от катастрофы только в том случае, если эти реформы будут проводиться организованно и конституционно. Одним из таких людей был граф де Лали-Толлендальд.

Он крикнул:

— Граждане, радуйтесь присутствию вашего короля и тем благам, которыми он одарит вас!

Затем он обратился к моему мужу:

— Здесь нет ни одного человека, сир, который не был бы готов пролить за вас кровь. Король и граждане, давайте продемонстрируем миру свободную и справедливую нацию под властью нежно любимого короля, который достиг всего не с помощью силы, а только с помощью добродетели и любви.

Когда я наглядно представляю себе эту сцену так, как ее описывал мне Луи, я даже сейчас думаю, что тогда он еще мог спасти Францию. Его мужество само по себе вызывало у них уважение; его хорошие намерения всегда были налицо. Если бы только он был целеустремленным, если бы только он не оценивал происходящее со всех сторон, если бы следовал прямому курсу, если бы предпринимал решительные действия! Но ведь тогда он не был бы Луи.

Потом он встал перед толпой и со слезами волнения на глазах воскликнул:

— Мой народ может всегда рассчитывать на мою любовь!

Итак, в окружении приветствующих его подданных, с трехцветной кокардой на шляпе он вернулся в Версаль.

На следующее утро мы с ним беседовали. Я не спала всю ночь, обдумывая свой план. Мы не могли оставаться там. Я знала, что мы подвергались опасности.

Я послала мадам Кампан, чтобы она смешалась с толпой, собравшейся во внутреннем дворе, а потом сообщила мне о том, что услышит там. Это на многое открыло мне глаза.

— Нетрудно было заметить, мадам, — сказала она, — что многие люди в толпе изменили свою внешность. Они были не из бедных, хотя их одежда, быть может, и указывала на это. Их манера говорить выдавала их.

— Ты говорила с кем-нибудь?

— Кое-кто говорил со мной, мадам. Это была одна женщина с черной кружевной вуалью на лице. Она очень грубо схватила меня за руку и сказала: «Я очень хорошо знаю вас, мадам Кампан! Вы должны сказать своей королеве, чтобы она больше не вмешивалась в дела правительства. Пусть она предоставит своему мужу и нашим добрым Генеральным Штатам устраивать счастье народа!»

Я задрожала, но заставила себя произнести:

— Что еще?

— Потом, мадам, ко мне приблизился какой-то мужчина, одетый как рыночный торговец. Его шляпа была низко надвинута на глаза. Он схватил меня за другую руку и сказал: «Да, повторяй ей снова и снова, что с этими Генеральными Штатами не получится так, как с теми, другими, которые не принесли пользы народу. Скажи ей, что с 1789 года нация стала слишком просвещенной. Теперь она сделает из них нечто более значительное, и в наше время уже не увидишь депутатов третьего сословия, которые держат речь, преклонив одно колено. Скажи ей все это, ты слышишь меня?»