Читать «Исповедь королевы» онлайн - страница 259

Но Луи хотел выслушать мнение Совета. Пусть они решают. Но я внушала ему, что нам необходимо бежать. Он не мог игнорировать мои мольбы. Ведь он всегда так стремился угодить мне!

Наконец он вышел из комнаты Совета. Я подбежала к нему и заглянула ему в лицо.

Он мягко улыбнулся.

— Король должен остаться со своим народом! — сказал он.

Я сердито отвернулась, и мои глаза наполнились слезами из-за крушения всех моих надежд. Но он принял решение. Что бы ни случилось, мы с ним должны остаться, а вместе с нами — и наш дофин.

Наступила ночь. Со внутреннего двора, где было какое-то движение, доносились приглушенные звуки — негромкие голоса, нетерпеливый стук лошадиных копыт.

Они вот-вот должны были уехать — все мои веселые друзья, которые составляли мне компанию в те беззаботные дни. Я тревожилась за аббата Вермона. Он вызвал гнев народа из-за того, что был близок ко мне. Я сказала ему, что он должен снова уехать в Австрию и не возвращаться во Францию до тех пор, пока положение не изменится к лучшему.

Аббат был уже стар. Ему хотелось сказать мне, что он никогда меня не покинет. Но террор подкрадывался все ближе, и это отражалось на их лицах. Поэтому ему тоже приходилось уезжать, чтобы направиться в Австрию.

В последний раз я простилась с ними всеми, с членами нашей семьи и приближенными, которым мы приказали спасаться и оставить позади Версаль и Париж.

Среди них была и Габриелла вместе со своей семьей. Милая Габриелла! Ей так не хотелось уезжать! Она так долго была моей постоянной компаньонкой! Она любила меня от всего сердца и была мне настоящей подругой. Она страдала вместе со мной из-за смерти моих детей; она помогала мне нянчить их, радовалась их ребячьим успехам и горевала об их детских печалях.

Я не могла вынести разлуки с ней. Внезапно мне захотелось броситься вниз, во внутренний двор, и умолять ее не покидать меня. Но как я могла вернуть ее туда, где она будет подвергаться опасности? Нет, я не должна видеть ее, не должна соблазнять ее остаться, не должна искушать саму себя. Я любила эту женщину. Все, что я могла сделать для нее сейчас, — это молиться, чтобы ей удалось достичь безопасного места.

Слезы струились по моим щекам. Я взяла листок бумаги и написала ей:

«Прощай, самая дорогая из моих подруг! Это ужасное, но необходимое слово: прощай!»

Я с горечью рассмеялась: как всегда, я испачкала строки кляксами. И хотя мой почерк был неровный и нетвердый, она, конечно, поймет, с какой искренностью, с какой глубокой и верной любовью были написаны эти строки.

Я послала вниз пажа с этим письмом, чтобы он передал его мадам де Полиньяк в последние секунды перед ее отъездом.

Потом я тяжело бросилась на кровать и отвернула лицо от света.

Я лежала и слушала. Наконец я услышала, как экипажи отъехали. Огромные залы заполнились пустотой. Тишина — в стеклянной галерее. Мертвый покой — в Бычьем Глазе. Ни звука — в Salon de la Paix. По утрам мы слушали мессу в сопровождении нескольких наших слуг, таких, как мадам Кампан и мадам де Турзель. Ни праздников, ни карт, ни банкетов. Ничего, кроме мрачного ожидания чего-то еще более ужасного, чем мы могли представить себе.