Читать «Исповедь королевы» онлайн - страница 256

Но я уже не была такой дурочкой, как когда-то. Я знала, что любовь народа на следующей день может превратиться в ненависть. Осанна и распятие были совсем близко.

Наконец этот бесконечный день завершился, и мы в изнеможении бросились в постель. Луи сразу же заснул, а я лежала и думала о том, какие новые испытания ожидают нас в предстоящие дни.

На следующий день король рассказал мне о том, что произошло в Париже. Освеженный сном, он не показывал никаких признаков того, что ему пришлось пройти через тяжелое испытание. Я никогда еще не знала другого человека, который мог встретить несчастье с таким безразличием. Словно бы само божественное провидение специально подготовило его для той роли, которую ему пришлось играть.

Когда он приехал в Париж, его ждал мэр Байи, который был председателем третьего сословия, чтобы принять его и предложить ему ключи от города. Это возвращение к старым обычаям прибавило Луи оптимизма, который никогда не покидал его надолго. Все должно было закончиться благополучно.

Байи сказал:

— Я принес Вашему Величеству ключи от вашего доброго города Парижа. С этими словами обращались к Генриху Четвертому. Он снова покорил свой народ, а в данном случае народ снова покорил своего короля!

В этих словах было мало утешительного. Противопоставление Луи королю, которого французы всегда считали величайшим, выглядело оскорбительным. Но Луи не показал обиды и спокойно принял ключи. Могу хорошо представить себе, какие великодушные улыбки расточал он окружившему его сброду, сомкнувшемуся вокруг его кареты. Казалось, он не замечал их угроз, и это привело их в замешательство.

На площади Людовика XV кто-то выстрелил в него, но промахнулся и убил женщину. Однако в общей суматохе этот инцидент едва заметили.

Около ратуши Луи вышел из кареты, и люди, вооруженные пиками и шпагами, образовали проход, через который он прошел. Он направился к трону, в то время как кричащие мужчины и женщины столпились в холле. Перед моим воображением встает сцена, которая вселила бы ужас в любое сердце, но только не в сердце Луи. Ведь, несмотря ни на что, он должен был воспринимать себя как маленького отца своего народа, грустного, потому что его дети вели себя очень плохо, но все же готового улыбнуться и простить их при появлении у них первых признаков раскаяния.

Но раскаяния не было. Теперь они были хозяевами, и хотя его манера держать себя смущала их, они были полны решимости не забывать об этом и ему тоже не позволить забыть.

Его спросили, согласен ли он с назначением Жана Сильвена Байи мэром Парижа, а Мари Жозефа Жильбера Мотье де Лафайетта — командиром Национальной гвардии. Он согласился с этим.

Потом он снял шляпу и, стоя с непокрытой головой, заявил:

— Я сам поспешил к вам. Я и вся нация должны стать единым целым. Такова моя воля. И в полной уверенности в любви и верности своих подданных я отдал приказ вывести войска из Парижа и Версаля.

Послышались одобрительные возгласы. Он милостиво улыбался, отказываясь верить в то, что теперь он открыл бунтовщикам свободный путь к революции.