Читать «Неизвестная Россия. История, которая вас удивит» онлайн - страница 115

Иными словами, «революция», совершенная Екатериной подавалась как национально-освободительная. Она верно уловила самый раздражающий общество момент в поведении своего мужа – его презрение к стране и православию. В результате внука Петра Великого считали больше немцем, чем чистокровную немку Екатерину. И это был результат ее собственных усилий, – в глазах общества она сумела изменить свою национальную принадлежность и в конечном итоге получила право «освободить отечество» от иноземного ига.

Комично, но возведение немки на престол действительно сопровождалось немецкими погромами. Меньше всех повезло дяде императрицы, герцогу Георгу Людвигу Голштейн-Готторпскому. Он был братом матери Екатерины, но в глазах людей являлся прежде всего «голштинцем», которых Петр III, в прошлом сам голштинец, пестовал и продвигал. Георга Людвига били, порвали одежду и даже хотели зарезать байонетом, потом зарубить саблями и застрелить из ружья. Дядя Екатерины чудом уцелел, но его дворец разграбили. Датский дипломат Андреас Шумахер педантично перечисляет нанесенный ему урон: «Нарочно покрушили много красивой мебели и разбили зеркала, взломали винный погреб и ограбили даже маленького сына герцога. Только чистыми деньгами герцог потерял более 20 000 рублей… Озлобленные, неистовствующие солдаты, не слушавшиеся никаких приказов, били, грабили и сажали под самый строгий караул всех, кто оказался во дворце или же только направлялся в него».

Екатерина в письме Понятовскому, конечно, не упоминает таких сцен народной поддержки. У нее все разворачивается чинно и благородно. По оглашении манифеста императрица выходит на площадь перед Зимним дворцом – тогда это был скорее луг, – там ее ожидюет более 14 000 человек гвардии и полевых полков. «Как только меня увидели, поднялись радостные крики, которые повторялись бесчисленной толпой». Так в изложении Екатерины впервые появляется народ – «толпа». Шумахер, морщась, называет этого участника разворачивающейся драмы «чернью». «В подобные минуты, – сокрушается он, – чернь забывает о законах, да и вообще обо всем на свете, и от нее много досталось иностранцам в этот памятный день. Один заслуживающий доверия иностранец рассказал мне, как в тот день какой-то русский простолюдин плюнул ему в лицо со словами: «Эй, немецкая собака, ну где теперь твой бог?»