Читать «Неизвестная Россия. История, которая вас удивит» онлайн - страница 114

Николай Усков

То же самое касалось табака. Правда, его тогда модно было не курить, а нюхать. Ее муж не одобрял неприличного для женщины пристрастия, поэтому Екатерина часто была принуждена брать табак тайно, под столом, из табакерок, подсунутых ей друзьями. Освободившись от мужа, она имела табакерки повсюду, чтобы ни на секунду не расставаться с любимой привычкой. Для нее даже сеяли табак в оранжереях Царского Села. Екатерина, безусловно, была женщиной другой эпохи, новой женщиной, которая бросала вполне революционный вызов архаичному обществу. Ей это припомнят. Курица – не птица.

Избрание моих подданных

Я склонен согласиться с оценкой Дашковой екатерининского переворота. Эта была истинная революция, хотя сам термин тогда еще не приобрел ни своего мессианского значения, ни кровавого, он даже не предполагал массового участия низов. Тем не менее в самоощущении императрицы, очевидно, присутствовал момент народного избрания. Со слов Дашковой, Екатерина говорила, что обязана своим восшествием на престол «Всевышнему и избранию моих подданных». Дашкова подчеркивает, что свержение Петра «должно быть уроком для великих мира сего, что их низвергает не только их деспотизм, но и презрение к ним и к их правительствам, неизбежно порождающее беспорядки в администрации и недоверие к судебной власти и возбуждающее всеобщее и единодушное стремление к переменам».

Сама императрица в письме Станиславу Понятовскому, написанному по горячим следам, через месяц с небольшим после переворота, подчеркивает, что ее возвели на трон не только офицеры, но и солдаты. Так, в заговор было вовлечено 30–40 офицеров и «около 10 000 нижних чинов». Тем самым Екатерина дает понять, что переворот не был кулуарным, дворцовым, ее поддержка была массовой. «Не нашлось ни одного предателя в течение трех недель!» – восклицает императрица. Наоборот, нерешительность офицеров едва не погубила дело: «Рвение по отношению ко мне вызвало то же, что произвела бы измена». В войсках распространился слух, что Екатерину арестовали, «солдаты пришли в волнение». И только тогда заговорщики начинают действовать, так сказать, под давлением энтузиазма масс. Екатерина утром 28 июня, «не делая туалета» – только женщина подчеркнула бы это обстоятельство, – покидает Петергоф и едет в Петербург в Измайловский полк. «И вот сбегаются солдаты, обнимают меня, целуют мне ноги, руки, платье, называют меня своей спасительницей». Следующим стал Семеновский полк, он «вышел нам навстречу с криками виват». Затем императрица направилась в Казанскую церковь, куда прибыл, наконец, и главный гвардейский полк – Преображенский, полковником которого по традиции был император. «Мне говорят, – продолжает Екатерина, – мы просим прощения за то, что явились последними, наши офицеры задержали нас, но вот четверо из них, которых мы приводим к вам арестованными». Иными словами, солдаты арестовывают своих офицеров, чтобы присоединиться к «революции». Затем прибывает Конная гвардия, «она была в бешенном восторге, – так что я никогда не видела ничего подобного, – плакала, кричала об освобождении Отечества». Далее императрица отправилась в Зимний дворец, где уже собрались Синод и Сенат для принесения присяги новой государыне. Там был составлен манифест о ее восшествии на престол, который вполне объясняет слова «спасительница» и «освобождение отечества», употребленные императрицей вскользь. Манифест изображал свержение Петра как вынужденную меру, поскольку его правление представляло «угрозу православной вере», унижало армию и могло привести к порабощению страны Пруссией.