Читать «Anamnesis morbi. История болезни» онлайн - страница 249

На койке с закрытыми глазами лежал малыш. Лет двух, не больше. С абсолютно лысой головкой и тонкими, исхудавшими ручками поверх одеяла. Из его шеи торчала трахеостомическая трубка, к которой, собственно, и был подсоединен дыхательный агрегат.

— Это Алекс. Он в коме, — пояснила Тина.

Я кивнул. Вижу.

— Ну, как ваша экспедиция? Вы были в Лабиринте? Нашли жезл? Да что же вы стоите, садитесь и рассказывайте! Мне не терпится узнать, что вы там нашли! — Она почти силой усадила меня на стул и села напротив, с любопытством глядя на меня блестящими темными глазами.

— Мы нашли жезл. Жезл Асклепия, — просто сказал я.

— В самом деле? Так, значит, он все-таки существовал? Я имею в виду Асклепия! — изумилась женщина.

— Видимо, существовал, — подтвердил я.

— Надо же! Оказывается, наши мифы — и не мифы совсем! По крайней мере, некоторые, — улыбнулась она. — Представляю, как был ошарашен Андре: он такой скептик во всем, что касается всякой мистики. А тут — такое откровение! Кстати, где он сам? Ушел пересматривать свои взгляды?

Я посмотрел прямо в смеющиеся карие глаза и глухо произнес:

— Андре больше нет, Тина. Он погиб. В бою погиб.

Глаза перестали смеяться и разом стали пустыми.

Побледневшая женщина медленно встала и подошла к окну. Уткнулась лбом в стекло, бессильно уронив руки вдоль туловища. И замерла так, не говоря ни слова.

Молчал и я. Потому что нечего было сказать. Любые слова утешения были бы не к месту: Андре не вернешь. Просто сидел и глядел в напряженную спину женщины, потерявшей мужа, почти лишившейся сына и вот теперь утратившей любимого.

В тишине прошли многие минуты. Тина все так же стояла у окна, замерев в одной позе, будто высматривая кого-то на улице. Того, кто уже никогда не придет. Она не рыдала, не причитала, не заламывала руки в безутешном горе. Настоящее горе — оно всегда тихое.

Глядя в спину скорбящей женщины, я вдруг понял, что должен сделать. Тихо встал, подошел к Алексу, присел на краешек его койки. Осторожно взял в руки невесомую детскую ладошку, влажную и холодную. Присмотрелся: вся рука до локтевого сгиба была в синяках и следах уколов. Натерпелся малыш.

Сжав ручонку в ладонях, я наклонился к его уху и прошептал:

— Исцелись!

И разогнулся, выжидающе глядя в лицо Алекса.

Голубоватые веки задрожали и распахнулись. На меня с любопытством взглянули глаза. Большие, сияющие… в них плескались детские лукавство и шкодливость, но не было болезни. Больше не было!

Малыш открыл было рот, но я приложил палец к его губам: не сейчас. Не время для разговоров, да и не сможешь ты говорить, пока трахеостома стоит. Да, кстати…

Я отсоединил разъем дыхательного аппарата от трубки, уходящей в трахею Алекса. Теперь давай сам, дружок!

Он задышал сразу, ровно и глубоко, без всяких усилий. Бледные до этого щеки тут же порозовели. Вот и славно!

Я легонько пожал его ладошку и с удовольствием почувствовал ответное, вполне крепкое пожатие.

— Живи, малыш! Будь здоров.

Встал, не оглядываясь, вышел из палаты и тихонько притворил за собой дверь.