Читать «Anamnesis morbi. История болезни» онлайн - страница 250

Александр Светин

Эпилог

20 сентября, 13.40, Нероград

— И вот только представь себе эту картину: в самолете дырища, ветер жуткий, по салону летают старушки, пилоты мертвы. Пассажиры орут благим матом… А мы с Петровичем сидим в кабине и тупо наблюдаем, как на нас заходит истребитель. И сделать-то ничего нельзя! — я помолчал немного, окунувшись в воспоминания о том кошмаре, и продолжил: — Знаешь, Викуша, что самое страшное? Понимание собственного бессилия. Как тогда. Мы видели, понимали, что сейчас нас будут убивать. Понимали, что через пару секунд нас изрешетят в лоскуты, как перед этим — пилотов… И ничего, абсолютно ничего сделать не могли. Вот что страшно! Даже не смерть, а это самое осознание своей беспомощности…

Вика молча слушала. С легкой своей улыбкой, в которую я когда-то влюбился раньше, чем в ее хозяйку. А вот глаза были грустными.

— Стало быть, сидим мы и смотрим. Как вдруг невесть откуда появляется второй истребитель и таранит первый. В секунду оба самолета — в хлам! А мы — живы. Представляешь, только что уже ощущали себя покойниками, ан нет: поживем еще! А я ведь, Викуша, так и не узнал ничего о пилоте того, второго самолета… Кто он, откуда, осталась ли семья… Он ведь всех нас тогда спас. А себя вот не пожалел… Пусть небо тебе будет пухом, офицер.

Вика смотрела на меня печальными глазами и молчала. Помолчал и я.

Заморосил унылый сентябрьский дождь. Я поднял воротник курки и поежился: даже для позднего сентября было довольно-таки прохладно. Да еще и ветер поднялся совершено некстати, срывая с кленов разлапистые оранжевые листья и старательно устилая ими землю.

Несколько дождинок упали на Викину щеку. Я осторожно, самыми кончиками пальцев смахнул их, ощутив на миг колючий холод. Стекло тут же затуманилось, сохранив следы моего прикосновения. Ненадолго. А потом опять стало прозрачным.

Это был очень удачный портрет. Фотограф угадал именно тот ракурс и тот момент, когда Вика улыбалась своей непостижимой улыбкой: теплой, ласковой и немного печальной. Той самой улыбкой, которая свела меня с ума много лет назад, при нашей первой встрече. И которая всякий раз, едва обозначившись на Викиных губах, заставляла забывать обо всем.

С этой же улыбкой она ушла пятнадцать лет назад. Тогда тоже был сентябрь. И был дождь. Как сейчас.

Не место, ох не место этому портрету здесь, на бурой земле свежего могильного холмика, в подножии незатейливого, временного (пока земля не осядет) памятника. Да и самой Вике тут — не место.

Вот только здесь она. И ничего с этим не поделаешь. Ничего не изменишь.

Теперь — ничего…

Она ушла в сентябре. Опять в сентябре… Через две недели после нашего возвращения с Крита. Был первый день осени: по улицам сновали радостные первоклашки с замотанными предшкольными хлопотами мамашами и огромными, не по росту, ранцами. Воздух был пропитан запахами многочисленных букетов, приготовленных к первому звонку. Как и всегда в этот день, казалось, будто весь город, от мала до велика, собрался в первый раз в первый класс.

И только Вика никуда уже не торопилась. Около полудня мне позвонил Витаминыч и сообщил, что она умерла. Помолчал вместе со мной в трубку… И неожиданно добавил: «Она очень спокойно ушла. Улыбаясь…»