Читать «Сорок уроков русского» онлайн - страница 254

Алексеев Сергей Трофимович

Это не я все придумал и даже не гениальный Королев. Это рок, коему следует всякий человек, род и народ в целом.

Тризна. Урок тридцать восьмой

На предыдущих уроках мы так или иначе уже касались некоторых деталей похоронных обрядов славян, которые, как и язык, существовали в совокупности с космогоническими представлениями наших пращуров. Несмотря на жесткое противостояние идеологий, «поганые языческие» традиции все же перекочевали в христианство и не только в форме камней-надгробий, правда, отмеченных крестом, но и в виде кремации покойных. Жизнь заставила переступить через то, с чем церковь боролась не один век: иначе бы кладбищами давно уже были покрыты поля и редкие леса всей густонаселенной Европы. Кстати, происхождение латинского слова cremare всего лишь калька исконного славянского, где кре, крес — огонь, а мар, мор — смерть. У меня нет задачи приводить подобные факты заимствований по каждому случаю, иначе бы вы к сороковому уроку вполне сносно овладели и латынью.

Однако есть в Даре Речи слово, принадлежащее к обряду похорон, коего нет более ни в одном языке индоевропейской семьи, в том числе и в санскрите, что говорит о его «аллювиальном», переотложенном состоянии. И вообще этот язык представляется бесспорно значимым, коренным в семье лишь для тех, кто только начинает осваивать свою родную речь и слаще морковки еще ничего не едал. В белорусском наречии иногда ответов находится больше, чем в языке Вед. Или даже в испанском, где, по крайней мере, сохранилось это слово — тризна.

По своей архаичности и «открытой» закрытости оно напоминает звезду: казалось бы, довольно привычное, хоть и нечасто, но употребимое, особенно в поэзии, и, на первый взгляд, морфология на поверхности. Так и хочется ТРИ отнести к числу три, ну а ЗНА говорит само за себя — знание, отраженный земной свет, огонь, приходящий к НА, НЫ, то есть ко мне. Отсюда и возникло выражение «знание — свет». (Знать — знаять, учиться, получать знания: казна — знать душу земли, сокровища.)

Но возникает вопрос: о каких приобретаемых трех знаниях идет речь при отправлении обряда похорон? Только ли их триединство, воплощенное в представлении пращуров — навь, явь правь? Подобное и достаточно расхожее представление звучит слишком уж упрощенно, неконкретно для Дара Речи, где всякое ключевое, опорное, слово имеет сверхплотную структуру и глубинный образный смысл.

К сожалению, испанский язык вразумительного ответа не дает, тризна означает поминовение усопшего, и это говорит лишь о том, что наши дальние испанские сородичи хоть и сохранили его в языковой плоти, но утратили первоначальную суть. Впрочем, как утратилась она и в современном русском, превратившись в тривиальные поминки.

Так что искать истину возможно только в недрах Дара Речи.

Производные от тризны — тризновать (справлять тризну, устраивать потешные состязания), тризнити — мучить, пытать, испытывать страдания (на чешском) — дают информацию о круге исполняемых обрядов и переживаемых скорбных чувствах. Как бы мы ни склоняли и ни спрягали это слово, его коренная основа остается неизменной, не раскрывается, а это говорит об устоявшейся форме, необходимой для строгого сохранения внутреннего смыслового наполнения. Звезда, праздник, здравие, вожделение — слова-сосуды, напоминающие ампулы, герметично запаянные и заложенные в Дар Речи на многие тысячелетия, дабы время не расплескало содержимого. Именно они и являются ключевыми в образовательном назначении языка, поскольку несут не только первозданную информацию, но и звуковые вибрации, способные пробуждать родовую память, поддерживать горение вложенного в них смысла. Это слова- мантры, слова-формулы, начиненные самовоспламеняющимся веществом.