Читать «Почти напоследок» онлайн - страница 6
Евгений Александрович Евтушенко
чем выжить с хрустальной душой,
но забитой крест-накрест!
...И так мы идем да идем
сквозь Холодную гору,
где горный хрусталь
ощетинился остроугольно,
и прячется вечность,
прислушиваясь к разговору,
и вечности больно за нас,
и за штольню забытую больно.
И женщина кажется
полуразмытой и млечной,
и, может быть, это не женщина —
просто лучистость.
Лишь нолуслучился у нас разговор,
но закон есть извечный:
101 подусдучияшееся —
случилось.
II нечто без имени
нас и хрусталь производит,
н нечто без имени
двигает звездами,
нами,
и все, что сейчас
происходит и не происходит,
Уже переходит
в далекие воспоминанья.
ясная, тихая сила любви
Сила страстей — преходящее дело.
Силе другой потихопьку учусь.
Есть у людей приключения тела.
Есть приключения мыслей и чувств.
Тело само приключений искало,
а измочалилось вместе с душой.
Лишь не хватало, чтоб смерть приласкала,
но оказалась бы тоже чужой.
Все же меня пожалела природа,
или как хочешь ее назови.
Установилась во мне, как погода,
ясная, тихая сила любви.
Раньше казалась мне сила огромной,
громко стучащей в большой барабан.
Стала тобой. В нашей комнатке темной
палец свой строго прижала к губам.
Младшенький наш неразборчиво гулит,
и разбудить его — это табу.
Старшенький каждый наш скрип караулит,
новеньким зубом терзая губу.
Мне целоваться приказано тихо.
Плач целоваться совсем не дает.
Детских игрушек неразбериха
" стройный порядок вокруг создает.
II подчиняюсь такому порядку,
где, словно тоненький лучик, светла
мне подшивающая подкладку
быстрая бережная игла.
В дом я ввалился, еще не отпутав
в кожу вонзившиеся глубоко
нитки всех злобных дневных лилипутов.
Ты их отпутываешь легко.
Так ли сильна вся глобальная злоба,
вооруженная до зубов,
как мы с тобой, безоружные оба,
как безоружная наша любовь?
Спит на гвозде моя мокрая кепка.
Спят у порога тряпичные львы.
В доме все крепко, и в жизни все крепко,
если лишь дети мешают любви.
Я бы хотел, чтобы высшим начальством
были бы дети — начало начал.
Боже, как был Маяковский несчастен
тем, что он сына в руках не качал!
В дни затянувшейся эпопеи,
может быть, счастьем я бомбы дразню?
Как мне счастливым4нрожить, не глупея,
не превратившимся*в размазню?
Темные силы орут и грохочут —
хочется им человечьих костей.
Ясная, тихая сила не хочет,
чтобы напрасно будили детей.
Ангелом атомного столетья
танки и бомбы останови
и объясни им, что спят наши дети, —
ясная, тихая сила любви.
хранительница очага
Собрав еле-еле с дорог
расшвырянного себя,
я переступаю порог
страны под названьем «семья».
Пусть нету прощения мне,
здесь буду я понят, прощен,
и стыдно мне в этой стране
за все, из чего я пришел.
Набитый опилками лев,
зубами вцепляясь в пальто,
сдирает его, повелев
стать в угол, и знает — за что.
Заштопанный грустный жираф
облизывает меня,
губами таща за рукав
в пещеру, где спят сыновья.
И в газовых синих очах
кухонной московской плиты
недремлющий вечный очаг
и вечная женщина — ты.
Ворочает уголья лет
в золе золотой кочерга,
и вызолочен силуэт
хранительницы очага.
Очерчена золотом грудь.
Ребенок сосет глубоко...
Всем бомбам тебя не спугнуть,
когда ты даешь молоко.