Читать «Убиты под Москвой (сборник)» онлайн - страница 123

Константин Дмитриевич Воробьев

Продолжая ловить звуки непонятной жалобы или просьбы обреченного, Сергей в первый раз осмысленно взглянул на стену. Вся она, от низа и до той верхней границы, куда доставала рука самого высокого человека, была исцарапана надписями на русском и литовском языках. Были тут горячие просьбы сообщить родным по такому-то адресу о том, что их сын, отец, брат – расстреляны в Паневежисской тюрьме тогда-то и тогда-то. Были мужественные слова – проклятья убийцам. Были куплеты красноармейских песен, и были саратовские непечатные частушки… И Сергей поймал себя на мысли, что ни одну книгу, ни один самый замечательный роман он не читал с таким вниманием и чувством, как этот огромный корявый лист-стену из книги-жизни… На отлете от всех записей, в самом левом углу стены, как бы эпиграфом ко всему последующему, энергичные карандашные буквы выстроили столбик стихотворения. Видно было, что автор не раз очинял карандаш, пока кончил писать. Строчки куплетов то мерцали сизым налетом, то сбивались на бледные, еле заметные царапины. Сергей прочел:

Часы зари коричневым разливомОкрашивают небо за тюрьмой.До умопомрачения ленивоЗа дверью ходит часовой…И каждый день решетчатые бликиМне солнце выстилает на стене,И каждый день все новые уликиЖандармы предъявляют мне.То я свалился с неба с парашютом,То я взорвал, убил и сжег дотла…И, высосанный голодом, как спрутом,Стою я у дубового стола.Я вижу на столе игру жандармских пальцев,Прикрою веки – ширь родных полей…С печальным шелестом кружась в воздушном вальсе,Ложатся листья на панель.В Литве октябрь. В Калуге теперь тожКричат грачи по-прежнему горласто…В овинах бубликами пахнет рожь…Эх, побывать бы там – и умереть, и баста!Я сел на стул. В глазах разгул огней.В ушах трезвон волшебных колоколен…Ну ж, не томи, жандарм, давай скорей!Кто вам сказал, что я сегодня болен?Я голоден – который день и час!..Но я готов за милый край за синийСобаку-Гитлера и суком ниже – васПовесить вон на той осине!..Жандарм! Ты глуп, как тысяча ослов!Меня ты не поймешь, напрасно разум силя:Как это я из всех на свете словМилей не знаю, чем Россия!..

… Чердак тюрьмы был полностью завален носильными вещами расстрелянных. Еще ни разу не вызванный на допрос, Сергей второй день раскладывал по порядку эти вещи. Пехотинские, артиллерийские, саперные, наркомвнутдельские, летные фуражки и пилотки, сапоги, ботинки, краги, обмотки, брюки, гимнастерки, шинели, венгерки – должны были быть сложены в одну сторону чердака. Пальто, шапки, сорочки, шляпы, плащи, жакеты, юбки, платья, сарафаны, бюстгальтеры, трико, ночные женские рубашки – в другую. Начальник вещевого склада тюрьмы, уходя, закрывал на замок Сергея. Но через час-другой он возвращался и, ссутулившись на стуле, неподвижно глядел куда-то в угол. Путаясь в бюстгальтерах, Сергей тогда почувствовал, что нервы его расшатаны и натянуты до крайности. Вот-вот лопнут они, как тогда там, в лесу, когда он звал парашютистов… Не проходя, в горле, у самого кадыка, застрял комок чего-то горького, щекочущего нос и щиплющего глаза. И не выдержал: