Читать «Генри Торо» онлайн - страница 75

Позитивная программа Торо отмечена сочетанием трезвого критицизма по отношению к современному обществу с внутренним оптимизмом, верой в возможность изменения положения людей. Но и в этой части мировоззрения философа проявлялись слабые стороны его теоретических положений. Покидая твердую почву отрицания и критики социальных институтов, он обращался к индивидуальному сознанию, совершая тем самым шаг от критического реализма к социальной утопии.

3. Позитивная альтернатива: одиночество и непротивление

Философия Торо чужда нигилизму. Положительный идеал имплицитно предшествует в ней любой, даже крайне критической, оценке тех или иных социальных феноменов. В известной мере именно это делает критику Торо общества более убедительной и действенной. Иными словами, философскую позицию Торо с большим основанием можно назвать позицией утверждения, нежели отрицания. Традиционно Торо рассматривается как представитель идейного течения, отвергающего всякую ценность общественной жизни как таковой. «Торо антисоциален» — эта мысль звучит более или менее явственно во многих исследованиях. Однако подобная точка зрения является не вполне правильной, хотя она и имеет некоторые основания.

На страницах «Дневника» 22-летний юноша, только что окончивший Гарвардский университет, пишет: «В обществе есть такая же terra firma, как и в географии. Это берег обетованный, гавани которого готовы принять вас в любую погоду. Все остальное суть только неуловимые и сказочные Атлантиды, иногда появляющиеся на дальнем западном горизонте наших социальных связей» (10, 7, 77). Поиски terra firma прошли красной нитью через все творчество философа. В самом общем смысле это были поиски той социальной силы, на которую можно было бы опереться, которая олицетворяла бы духовность и трансцендентность в обществе. По мнению Торо, такой силой не может быть «масса», или «толпа». Данное положение он обосновывает в лекции «Общество» (1833), поводом для написания которой стали впечатления от ежегодной выставки-ярмарки крупного рогатого скота. «Масса, — пишет Торо, — никогда не поднимается до уровня своих лучших представителей, но, напротив, деградирует до уровня худших. Как говорят реформаторы, это принижающее равенство, а не возвышающее. Дело в том, что масса всего лишь другое имя для толпы (mob). Население Земли, собранное в одном месте, образовало бы величайшую толпу, о которой говорят как о безумном и слепом звере; мировые судьи считают, что толпу надо ублажать; их страшит то, что она может бросаться то в одну сторону, то в другую, подобно тому как жители деревни боятся наводнения, не зная, чьи земли будут размыты и сколько мостов будет снесено» (там же, 36–37).

Подобное заявление, взятое вне контекста, ставит под вопрос демократизм социальной теории Торо. Презрительное именование народа «толпой», не поддающейся управлению и чуждой логике и разуму, было свойственно ряду активных антидемократов — как предшественников, так и современников Торо. Один из «основоположников» воинствующего антидемократизма в американской политической мысли, Александр Гамильтон, открыто отзывался о народе крайне пренебрежительно и цинично (см. 35, 61. 36, 1, 375). Но если полностью проанализировать цитируемую работу Торо, то выявляется, что обвинения, выдвинутые Торо, относятся не к народу вообще, а к торговцам и землевладельцам. «Человек направляется на выставку скота, ожидая найти там большое число собравшихся мужчин и женщин, а обнаруживает на ней лишь тягловых быков и мясных коров» (там же, 37). И даже в день присуждения призов среди толпы нелегко увидеть «человека страны» — гражданина, ибо если таковой и оказывается на выставке, то он спешит покинуть ее, рискуя в противном случае «потерять себя в окружении ничтожеств». В буржуазии и мелких обывателях, философ видит своих ненавистных врагов. Не признавая социально-экономических характеристик общественных сил и тем более классового деления общества, Торо выделяет особую прослойку — обывателей, начисто лишенных духовных целей. Даже если такой обыватель-буржуа соблюдает видимость верности принципам демократии, на деле это ничего не меняет. «Есть тысячи людей, которые на словах против рабства и войны и которые в результате все же ничего не делают для того, чтобы положить им конец; эти люди, считая себя детьми Вашингтона и Франклина, сидят, засунув руки в карманы, и говорят, что они не знают, что делать, и не делают ничего; они даже сводят вопрос о свободе к вопросу о свободе торговли и спокойно почитывают после сводку последних новостей из Мексики и, возможно, засыпают, утомившись от еды и чтения» (10, 4, 362–363). С присущей подлинному демократу трезвостью и проницательностью Торо писал, что противниками реформ в Массачусетсе являются не столько консервативные политиканы Юга, сколько торговцы и фермеры Севера, «которые больше заинтересованы в торговле и хозяйстве, чем в гуманности, и которые не могут обеспечить справедливость по отношению к рабу и Мексике…» (там же, 362).