Читать «Леопарды Кафки» онлайн - страница 49

Моасир Скляр

Мышонок подал знак водителю стоявшего неподалеку старенького микроавтобуса. Машина тронулась с места и остановилась перед зданием. Шофер вышел и вместе с Мышонком через задние двери затолкал контейнер в машину. Едем, едем, торопил Мышонок в тревоге. Машина завелась с трудом. Шофер тоже нервничал.

— Во всяких переделках приходилось бывать, — сказал он, — но мусорный контейнер ворую в первый раз.

— Заткнись, — проворчал Мышонок. — Зря я, что ли, столько тебе плачу?

Как было заранее условлено, они покружили по городу, прежде чем подъехать к дому Мышонка. Шофер снова помог дотащить контейнер. На этот раз до гостиной Мышонка. Получив деньги, водитель собирался уйти, но вдруг вернулся:

— Просто из любопытства: ради каких таких выгод старик вроде вас может воровать этот хлам? Да еще и у Депопа?

— Я подрывной элемент, подпольщик, — сказал Мышонок, — и выполняю задание. Суперважное задание.

Шофер смотрел на него недоверчиво, не зная, как на это реагировать. Мышонок засмеялся:

— Вру. Ты и вправду хочешь знать? Так и быть, признаюсь, — он понизил голос. — Никому не рассказывай. Я коллекционирую мусорные контейнеры. Этот — десятый за последний месяц.

Шофер снова посмотрел на него ошарашено, и тут оба расхохотались. Шофер на прощание предложил свои услуги для будущих мусорных краж: мне только свистни! — и ушел. Мышонок принес из кладовки кусок брезента, расстелил его, вывернул на брезент содержимое контейнера и начал тщательно его изучать.

Поиски затянулись на долгие часы. В контейнере чего только не было: рваные бумажки, сожженные и полусожженные фотографии, апельсиновые корки, кожура бананов, пустые бутылки, окурки сигар и сигарет, спичечные коробки, одноразовые картонные тарелки с остатками еды.

Уже светало, когда Мышонок наконец нашел то, что искал: клочок бумаги со словами Leoparden in.

И это все, что осталось от текста Франца Кафки, чешского писателя, родившегося в Праге в 1883 году и умершего от туберкулеза в 1924-м. С этим обрывком, заключенным в рамку, Мышонок не расставался до конца жизни. В последние дни, уже в 1980-м, он стоял на тумбочке в изголовье его больничной кровати. О нем же он думал — и бредил — умирая. Старичку что-то мерещится, он все твердит о леопардах, говорили мне больничные санитары и сиделки. Но я-то знал, что это не галлюцинации, во всяком случае, не просто галлюцинации. В последнюю ночь я сидел у его кровати. Он лежал неподвижно, сжав кулаки.

Он стоял неподвижно, сжав кулаки. За его спиной — кованые ворота, храм, золотые жертвенные чаши, инкрустированные драгоценными камнями ослепительной красоты. И никто их не охраняет: жрецы в панике бежали. Остался один Мышонок. Мышонку страшно, но он не бежит. К храму он не имеет никакого отношения: не верит в тех богов, которым в нем поклоняются или поклонялись. Он вообще не признает религий: для него религия — опиум для народа. Но речь не об этом. Речь о другом, о самом важном для него. И потому он ждет, неподвижно, сжав кулаки. Ждет давно: много дней, может, недель или месяцев, а может, и лет. Да, именно, много лет. Много-много лет. Другой бы уже отступил. Но только не Мышонок. Мышонок уверен: они придут. Однажды он с ними уже встречался. Ему знакома их яростная решимость. Да, они явятся на эту последнюю встречу.