Читать «Благородный демон» онлайн - страница 57

Анри де Монтерлан

Но зато какое наслаждение вновь оживлять зги испуганные до ужаса существа, превращать пантер в овечек. Да, это было восхитительно, ради этого стоило быть факиром. И такой труд завлечения, требующий бесконечного терпения вплоть до того дня, когда ползущий по стене уже не может жить без тебя, оправдывал все тяготы, оставлял после себя незабываемые воспоминания, сулил спокойствие в предсмертной агонии.

Но власть Косталя над зверями и детьми не распространялась ни на кого больше. Он не обладал ни малейшим влиянием на «зрелых» (милое словцо! как будто речь идет о сырах) мужчин и женщин. В деловых отношениях единственными его качествами были воля, сноровка, жесткость и двуличность — все то, благодаря чему можно достичь своих целей и избежать всего ненужного. В охоте за женщинами он пользовался совершенно обычными средствами: своим престижем, убеждениями, терпением. Да и неудачи были здесь довольно частыми. Кроме того, даже со зверями и детьми его власть по некоторым дням исчезала, подобно стихающему ветру. Тогда, как ни печально, приходилось быть обыкновенным человеком, и он чувствовал себя совершенно выбитым из колеи.

Заметим еще, что Косталь нисколько не тщеславился своей способностью подчинять, полагая ее за невеликую заслугу при таких внушаемых, нервных, а часто и психопатических субъектах.

В мире всего живого только зверям и детям он никогда не пожелал зла, но всегда одного только добра. Может быть, отчасти именно в этом и заключалась тайна его власти над ними: они чувствовали добро. Да и как не быть добрым к тем, кто ничего из себя не изображает, живет по чисто природным инстинктам? Мужчины и женщины всегда притворяются, на девять десятых они ниже того, чем должны быть. Именно поэтому и раздражают всех тех, кто еще не отказался видеть в человеке воплощение хоть сколько-нибудь высокой идеи. Но нельзя презирать или ненавидеть ребенка или зверя, ведь они не могут быть ниже того, чем должны быть. Косталь был благодарен им за то, что научился у них влечению к другим созданиям — тому чувству, которое, как он считал, существовало лишь в золотом веке. И с ними можно не быть таким жестким, готовым на самое худшее, как обычно с другими себе подобными. Звери и дети. «Они искупают человечество», — говорил он. Именно благодаря им, и только им, он, если бы ему представилась возможность совершить большое зло (например, бомбежку города), ужаснулся бы этому и, быть может, даже не решился бы на это. Искупление человечества детьми и животными было одним из его любимых мифов (что куда более странно) еще с отроческих лет.