Читать «Тридцать третье марта, или Провинциальные записки» онлайн - страница 97

Если приехать во Владимир и зайти в музей, расположенный в здании бывших губернских присутственных мест, подняться на второй этаж, на выставку предметов дворянского быта из местных усадеб, то в одном из залов выставки можно увидеть стол орехового дерева с бронзовыми, вызолоченными накладками. На зеленом сукне, покрывающем стол, лежит написанное, но еще не запечатанное письмо. В санитарные дни, каждый чистый четверг каждого месяца, старушка, протирающая от пыли эти самые предметы дворянского быта, незаметно меняет лежащее на столе письмо, и кабы посетители были внимательны и приходили в музей хотя бы время от времени, то они могли бы легко заметить, как в первых строках письма «Свет мой на множество лет, Илюша» время от времени превращается в «Ангел мой, Лизанька» и наоборот.

Посетители, однако, невнимательны, приходят редко, на письма не смотрят, а все больше дергают друг друга за рукав и громко шепчут:

— Смотри, какое платье… За такое платье я бы упала к кому-нибудь в обморок…

— К кому? Разуй вокруг глаза… Ты лучше глянь какой красавец-буфет! Так и хочется его расцеловать, ей-богу. Нет, ну до чего ж красив… Просто Ричард Гир, а не буфет… или Том Круз…

И обе они, вздыхая и оглядываясь, спешат к выходу, чтобы садиться в туристический автобус и ехать на входящий в стоимость экскурсии комплексный обед, сервированный в какой-нибудь придорожной забегаловке.

Кстати сказать, внимательный посетитель другого владимирского музея городского быта, что в водонапорной башне, ни за что не пройдет мимо фарфоровой композиции конца девятнадцатого или начала двадцатого века. Называется она «Жена, встречающая мужа, вернувшегося домой после двух суток беспробудной игры в шахматы». Если к ней принюхаться, то можно учуять, как от композиции до сих пор пахнет перегаром шахматами. Жаль только, что статуэтка стоит за стеклом, и нос к ней не подсунешь. Говорят, что когда во Владимир с официальным визитом приезжал какой-то министр культуры … Тогда уж доставали и давали нюхать. И что же? Сморщился и отворотил нос.

— Эка, — говорит, — невидаль. У нас этими шахматами на каждом углу пахнет. Да что пахнет! Несет!

Вот тебе и министр. Культурный, в некотором роде, человек. И то сказать — ведь министр культуры же, не внутренних дел. Их там из такой пересортицы отбирают…

На улице Столетовых, в маленьком доме-музее Столетовых, каждый экспонат создает уют: и старые фотографии, и большой обеденный стол, и китайское блюдо на нем, и венские стулья, и кабинетный рояль, и старинные настенные часы с боем, и крошечные ликерные рюмочки, и две приветливых музейных старушки, и… густой, хоть водки выпей, запах холодца с чесноком. Кажется, вот-вот войдет знаменитый физик и с порога закричит: — Маменька, я фотоэффект открыл! Ежели осветить катод светом вольтовой дуги, то гальванометр…, а Александра Васильевна ему ответит: — Хорошо-хорошо, Сашенька. Потом доскажешь. Мой быстро руки и за стол. Варвара сегодня твоего любимого холодца наварила. С чесночком.