Читать «Сумасбродка» онлайн - страница 76

— В чем? Как? — возразила Зоня ироническим тоном. — Сама видишь, пусть худая, но крыша над головой есть, с голоду я не умираю, а остальное…

— Ты больна? — спросила Мадзя, краснея.

— Видишь, — подняв руку, державшую чепчик, и указывая на колыбель, ответила Зоня, — я перенесла тяжелую болезнь, одна — его не было, — для того, чтобы произвести на свет ребенка, первый крик которого был и последним. До сих пор стоит он у меня в ушах и в сердце, я слышу, как отчаянно рванулся этот ребенок к жизни, а потом… умер… умер!.. Я предчувствовала, что он не будет жить, но боролась с собой, надеялась отвоевать его у смерти…

Две тихие слезы скатились по ее щекам. Мадзя слушала, не смея сказать ни слова.

— О, счастливое дитя, оно умерло, — продолжала Зоня. — Вернуться в небытие, в ночь молчания и смерти, — это еще счастье по сравнению с нашими судьбами: борьба без цели, бесконечные разочарования, повальное разложение вокруг и как бы в насмешку среди этой мусорной кучи — какая-то искра в человеке, которая ярко горит и светит, показывает, объясняет и побуждает к мечтам о том, чего никогда не было и не будет. Судьба ангела, превращенного в отвратительного скота, который, чувствуя себя ангелом, вынужден быть животным…

С опущенными глазами прислушивалась Мадзя к этим выкрикам боли, но улавливала только звук слов; скорее встревоженным сердцем, чем разумом, догадывалась она об их безбожном, кощунственном смысле. Мудрый инстинкт подсказывал ей, что увещания были бы тут бесполезны, что единственно подвиг любви мог свидетельствовать о вдохновлявшей его вере. Состязаться с Зоней в словесных поединках, к которым та привыкла, не посмела бедная селяночка и покорно смолчала.

А Зоня, однажды начав свои горькие излияния, уже не могла остановиться.

— Жизнь? Ты называешь ее испытанием? Счастлив тот, кто выходит из него непобежденным. Это действительно испытание, в особенности для разума, который, ничего не умея понять, способен превратиться в безумие.

Не скоро и с большим трудом удалось терпеливой Мадзе оторвать Зоню от мыслей, в которых та витала, и навести на житейские события, более близкие ее пониманию.

— Теофил, то есть тот, что должен быть моим мужем, — смело откликнулась Зоня на вопрос потупившейся сестры, — поехал навестить семью. Мы будем жить бедно, мне кажется, что его родители — на Жмуди или там в Литве — простые крестьяне. Впрочем, не знаю, мне это безразлично. Хорошо, что ребенок умер, нам и вдвоем-то трудно будет прожить. Почти все, что мне досталось от Озеренько, растрачено. О, уроки жизни дорого стоят! — язвительно прибавила Зоня. — Я была слишком доверчива, участлива, каждый, кто хотел, пользовался моей ребячливостью.

— Не беспокойся об этом, — вставила Мадзя несмело, — я тебе привезла все, что у меня было. Зоня, притихнув, глядела на нее.

— Ничего от тебя не приму, — сказала она помолчав, — не пристало мне пользоваться твоим добродушием и легковерием. Ты сирота, и тебе, как и мне, придется когда-нибудь жить самостоятельно.

— Э, у меня есть пани Эльжбета, она меня не оставит, они оба добрые и любят меня как родную дочь.