Читать «Жизнь прекрасна, братец мой» онлайн - страница 88
Назым Хикмет
— О чем пишут?
— Террор в Китае.
Аннушка выхватила газету у меня из рук.
— Где заметка?
— Вот.
Прочла. Ничего не сказала. Положила газету на стол.
— Пойдем.
Мы пошли на озеро. Комары кусаются ужасно. Я иду и на ходу то и дело бью себя то по затылку, то по груди. Аннушка о чем-то задумалась.
— Тебя не кусают?
— Я, наверное, не такая вкусная, как ты.
Я все время думаю о словах Марии Андреевны. Взять с собой Аннушку в Турцию невозможно.
Мы шагаем бок о бок. Втроем шагаем: я, Аннушка и разлука.
«Слушай тот ней, как он поет — о скорби разлуки речь он ведет».
— Что ты там бормочешь, Ахмед?
— Есть один великий поэт, мистик. Мевляна. Вспомнил один его бейт.
Я перевел двустишие Аннушке. Объяснил и его мистический смысл. Ней изготавливают из камыша. Когда в него дуют, он жалобно поет о разлуке. Человек — частица Вселенной, то есть частица Аллаха, оторванная от него, потерявшая его, вот человек и жалуется на эту разлуку.
— Прочти по-турецки.
— Оно было написано на персидском, на турецкий лишь перевели. Я тебе прочту и на том и на другом.
Я прочел.
— Оба звучат очень красиво. Когда вы с Керимушкой говорите по-турецки, я слушаю, и мне очень нравится турецкий язык, его гармония.
— Почему его ты называешь Керимушкой, а меня ни разу Ахмедушкой не назвала?
— Действительно, странно. Почему? Иногда я про себя называю тебя Ахмедушкой, но вслух так сказать не могу. Кто знает почему?
Мы искупались. Легли на берегу, бок о бок. Наши плечи касаются друг друга. Аннушкина рука — в моей руке.
— Ты скучаешь по своей родине, по Стамбулу?
Она спросила об этом так, будто обращалась не ко мне. Убрала свою руку.
— Почему ты убрала руку?
— Не знаю… Наверное, для того, чтобы тебе было легче отвечать.
Не поворачивая головы, я вновь взял Аннушкину руку в свою. Она опять спросила будто не меня:
— Почему ты не отвечаешь?
— Что тут ответить? Иногда я целыми днями не вспоминаю о своей родине, но потом, внезапно, я чувствую ее запах. И живу в этом запахе целые дни, недели напролет, с тоской, с болью, такой, что иногда слезы наворачиваются на глаза.
— Понимаю.
— Не убирай руку.
— Что это за любовь для тебя, что за запах?
— Это не запах моря, не запах сосен, не запах земли… Запах родины — это привязанность к людям… Когда я говорю о людях, я подразумеваю…
— Не буржуев, конечно, — перебивает Аннушка.
Наши плечи касаются друг друга.
— Если бы это было в твоих силах, ты бы вернулся в Стамбул, ну, скажем, завтра, через неделю, через месяц? — спрашивает она.
— Почему именно в Стамбул?
— А куда же еще?
— Да, конечно, прежде всего в Стамбул.
— Ты хотел бы вернуться? Прямо теперь, сегодня, сейчас? Хотел бы оказаться там в эту же секунду? Почему ты бросил мою руку? Бросай… Не прикасайся к моей руке. Хотел бы? Ахмедушка… Ахмедушка… Понимаю… Ты прав… Пойдем отсюда, мне что-то холодно стало.
Мы молча оделись. Сейчас? Прямо сейчас в Стамбул? И да и нет…
По дороге я сказал Аннушке:
— Давай зайдем к Багрицкому.
Эдуард Багрицкий — один из самых любимых моих русских поэтов. Он замечательный человек. Настоящий человек — как настоящее вино, не разбавленное водой.