Читать «Заговор призраков» онлайн - страница 187
Екатерина Коути
И это называется заседание клуба дебатов?
На календаре Хэллоуин, а настроение, как в Пепельную среду. Впору повеситься на собственных подтяжках.
Чтобы окончательно не сойти с ума, я беру слово. Предлагаю устроить что-нибудь такое памятное, чтобы наши имена вписали в анналы Итона, причем нашей же кровью. Например, отпраздновать день Гая Фокса настоящим взрывом. (Из наших рядов выбывает Тарвер. Что есть прыти он несется к Образине с доносом – скатертью дорога!) Или сорвать воскресную молитву, не унимаюсь я. Или пронести в Долгий зал куртизанку, завернув ее в мантию, как Клеопатру – в ковер. Или устроить бунт, как в 1768-м, когда школяры побросали учебники в реку и ушли безобразничать в Мейденхед.
Или создать новый клуб. Повеселее нынешнего.
– Идея что надо, – кивает Палмер, а Гибберт и Харви гогочут в унисон.
Тут подает голос Нортмор. Все лето он штудировал «Тайную историю лондонских клубов» Уорда и просто пузырится от идей. Чем не хорош клуб, члены которого не расходятся, пока каждый не выпьет по бочонку кларета? Или клуб безносых, где заседают самые отпетые распутники? (Все мотают головой. Кому хочется расстаться с носом за здорово живешь?) Тогда клуб мохоков! Так в прошлом столетии называли гуляк, отличавшихся той же кровожадностью, что и одноименное племя индейцев. Эти буйные головушки ловили по ночам прохожих и отрезали им уши…
Заболтавшись, Нортмор вспоминает про каштаны, лишь когда от них валит черный дым. Гибберт кашляет и сквернословит, Дуглас вышибает окно пивной кружкой. Клубы дыма наводят меня на определенные мысли. Прочистив горло, я снова беру слово.
Мохоки, бесспорно, хороши, но зачем мелочиться? Давайте откроем филиал Клуба Адского Пламени.
Ко мне поворачиваются взлохмаченные головы. Об этом клубе слышали все, и все – краем уха».
Дальше можно не читать. С историей Клубов Адского Пламени, что в свое время множились, как грибы после дождя, Чарльз познакомился в библиотеке Линден-эбби. Больше всего сведений излагалось в «Журнале джентльмена».
Сминая страницы, Джеймс листал дальше.
«Гибберт держится дольше остальных, но и он встает из-за стола.
– Я не трус, – бормочет он, пятясь к двери. – Вспомни, Линден, как прошлой весной я отделал ублюдков из школы Харроу. Но тогда я хоть биту мог удержать, а тут я вообще руки не чувствую.
Ну и что с того? Я вот свои тоже не чувствую. Только ощущается это не как онемение, скорее как память. Чужие воспоминания, запечатленные на моих ладонях. Что-то, что произошло давно и не со мной, а оттого интригующее вдвойне. Мои руки вспоминают, каково это – сжимать эфес шпаги, надавливая сильнее, когда она входит в податливую плоть. Им знакома шероховатость камней в подземных лабиринтах и дразнящее скольжение рубчатого шелка. Они поднимали застольную чашу, расплескивая вино. Они швыряли на постель женщин, мяли их груди и рывком раздвигали им бедра.
Чернила уже засохли на кончике пера, и бумага рвется, когда я вывожу: