Читать «День лисицы» онлайн - страница 31

Он ожидал контратаки, но ее не последовало. Виланова, сидя в кресле, молча кивал головой.

«Прямое попадание, — сказал себе Росас. — Еще один залп — и он готов». Но, отведя душу, он устыдился своей победы.

— Я ухожу, — сказал он, встал и, внезапно почувствовав раскаяние, похлопал Виланову по плечу. — Простите, старина. Язык мой — враг мой. Встретимся как-нибудь в «Двадцатом веке», ладно?

Виланова не ответил.

Глава IX

Машина ожидала полковника при въезде в деревню, где он и расстался с Кальесом; полковник нехотя поехал обратно в город к ожидавшим его скучным делам, а Кальес отправился в ежедневный, ненавистный ему обход рыбацкого поселка.

Прежде всего Кальеса разозлила попавшаяся на глаза свежевыкрашенная лодка, которая теперь называлась «Разум». Под свежим слоем желтой краски можно было разобрать старое название — «Чудеса». Кальес подозвал какого-то мальчишку.

— Чья это лодка?

— Франсиско.

— А как его фамилия?

— Не знаю, просто Франсиско.

Кальес мысленно занес это имя в свой черный список. Чудеса и Разум! Случай весьма характерный для средиземноморских рыбаков — людей грубых и самоуверенных, которые так погрязли в греховных мирских делах, что о духовной чистоте и думать забыли. Он прочел названия еще нескольких лодок: «Венера», «Счастливчик», «Любимая». Лодки были в беспорядке раскиданы по всему берегу, и от них мерзко воняло тавотом, которым смазывали мотор; за лодками расстилалось равнодушное море.

Лейтенант ненавидел море, его безмятежную скуку и коварство, ненавидел и притворную вежливость людей, кормившихся морем, этих безбожников, которые прятали под ничего не значащей улыбкой свои тайные мысли и беспечно расточали богатства океана. Но еще сильнее ненавидел он самоуверенную черствость жителей деревни — церковь прозябала здесь в небрежении, здесь не было ни молчаливой, благопристойной, предопределенной свыше бедности, ни почитаемого богатства, как в его родной Наварре, где бедные и богатые являлись одинаково ценными и необходимыми аспектами божественного порядка, неразрывно связанными с родной землей и с церковью. Тут же богачи, отгородившиеся от всех в своих уродливых домах, были никому не нужны, присутствие их было просто бессмысленно. К тому же почти все они — преступники, которым удалось замести следы.

«Здесь покупают и продают людей, — размышлял лейтенант. — Они купили моего предшественника и уничтожили его, а скоро попытаются купить и меня. Продажность идет тут рука об руку с богатством. Кто здесь процветает? Только продажные люди — это ни для кого не секрет. А на какие деньги построены все эти аляповатые особняки, так обезобразившие окрестности? На взятки да на доходы от махинаций с продовольствием, в то время как половина испанцев умирала с голоду. Кругом продажность! В этом старый монархист, конечно, прав». Владельцы всех этих домов, воздвигнутых на крови простых людей, были приятнейшими в мире людьми, Кальес был со всеми знаком. Продажность оборачивалась гостеприимством, чувством юмора, преданностью семье, подарками на крестины детям бедняков и скромной благотворительностью на виду у всех. Корень зла был в продажности! Из-за нее оказывалось скомпрометированным правосудие, замарана религия, из-за нее враждовали классы и двадцать миллионов испанцев таили в сердце незаживающую рану.