Читать «Мой папа – Штирлиц (сборник)» онлайн - страница 96

Мне совершенно не хотелось с ним базарить, тем более что всего пару часов назад я уже вспоминала о нем, и сейчас эта встреча показалась мне зловещей и безвкусной, как повторяющаяся деталь в бездарной прозе, но справедливости ради я все же заметила:

– Ты, Сяпка, не на козе, так на «Скорой помощи» подъедешь.

– Ага, калымим потихоньку, – спокойно заметил он.

Я же опять не удержалась и без притворной симпатии спросила:

– Слышь, а если кто-то сейчас умирает? «Скорых»-то раз, два и обчелся.

– Ничо, кому надо – сам оклемается, а кто умер – значит, говно был, – сказал он и заржал, совсем как когда-то в детстве.

Я совершенно не собиралась делиться с ним своими чувствами, но он все лез.

– Мотыг, не поверишь, это я мать твою в больницу свез.

Внутренне я обомлела. Господи, да когда это кончится. Даже самый бездарный драматург не запихнул бы в пьесу столько нелепых совпадений. Вот уж вправду говорят – жизнь богаче фантазии.

Я хотела уже ответить что-то нейтральное, типа «угу», но опять болезненно удивила себя, сказав:

– Мне сегодня позвонили, сказали, мама умерла. Как думаешь, может ошибка?

Сяпа обалдело глянул и затарахтел:

– Ну их к ебенематери, они сами не знают, чо делают. У нас вон завбазой в парке дуба врезал, и все по их вине!

Кто были те загадочные, символизирующие мировое зло «ОНИ», что мне было за дело до какого-то завбазой?.. Сяпа продолжал травить:

– Слышь, Мотыга, поехал у нас один в деревню к своим, в отпуск, а там дожди, скучища… Решил домой вернуться. Тока дай, думает, жене телеграмму дам, что умер я, дескать. Интересно посмотреть, как она выть будет. Сказал – сделал. Отбил телеграмму и поехал. Через день вертается домой, открывает дверь, слышит, ктой-та стонет. Ну, думает, жена телеграмму получила – воет. Входит в комнату, а там его жена раком стоит, а наш завбазой, Петр Васильич, ее, значит, как березку пилит. Вот она и стонет, бедная. Наш-то увидел такое – жену в зубы, Васильча в морду, да так удачно, что тот грохнулся об косяк и дуба врезал. Жена на развод подала и к мамке ноги сделала. Вот он теперь сам и воет, а телеграмму, что он умер, говорят, ему только через неделю принесли. Теперь суда ждет. А ты говоришь.

Я молчала. Сяпа затормозил у нашего дома. Я сунула ему десятку, а он задержал мою ладонь в своей мозолистой лапе и почти с человеческим сочувствием сказал:

– Слышь, Мотыга, не переживай, про мать-то, может обшиблись они. Кто их знает, они в больнице ваще не просыхают. Спирт-то дармовой.

Снова обдав нас коричневой снежной жижей, «Скорая» уехала, а мы вошли в темный подъезд и поднялись на третий этаж. Отчим долго не открывал. Наконец его глухой спросонья голос спросил:

– Кто там?

– Свои, – хором ответили мы.

– Свои все дома, – соврал отчим.

Дверь приоткрылась. В узкую, ограниченную цепочкой щель просунулось его хмурое заспанное лицо.

– Ты чо, ебенть. Дня мало? Ночью шляесся?

Дверь на мгновение захлопнулась и, освобожденная от цепочки, полностью отворилась. Отчим, не смущаясь своих семейных трусов и Сашкиного присутствия, продолжал бухтеть. Ясно было, что он ничего не знает. Я стала суетливо извиняться и, как бы ненароком, спросила: