Читать «Мой папа – Штирлиц (сборник)» онлайн - страница 133

Пришлось приспосабливаться к реальности. Решение пришло само собой. Чтобы облегчить себе жизнь, надо было заболеть. Тогда не надо будет ходить в детский сад, который я воспринимала как кару за преступление, которого не совершала. Тогда, со всех сторон обложенная подушками и книжками, я буду лежать на маминой кровати, а она будет сидеть на бюллетене и лечить меня чаем с малиновым вареньем.

Заманчиво. Но как это устроить? Да проще простого. Надо есть снег, грызть сосульки, а еще лучше засунуть себе за шиворот снежок и подождать, пока растает. Тогда к вечеру подскочит температура и жизнь наладится. Надо только сделать так, чтобы никто не донес. У нас в детском саду доносчики были в чести. То и дело на всю группу разносился чей-нибудь гнусавый крик: «Анастасия Петровна, а Семенов козюльки ест, а Дорофеева куклу раздевает». И тут же Семенова со связанными руками ставили в угол, а Дорофееву сажали на горшок в темной холодной уборной, в то время как ябеда с чувством выполненного долга садилась на лошадку, на которой до этого качался Семенов, или укладывала уже раздетую куклу в кроватку.

А вот моя мама говорила, что ябедничать нехорошо. Я и не ябедничала, но к одногруппникам относилась с недоверием. Они, естественно, платили мне тем же. Они вообще были люди дикие, и если не пели хором про Ленина и Родину, то дрались, щипались, царапались, кусались, плевались, показывали глупости, бросались какашками и всем, что попадется под руку. Я старалась по возможности их избегать, однако, если меня задевали, давала лютый отпор и всегда оказывалась виноватой.

Меня стыдили – я оправдывалась, наказывали – я рыдала от несправедливости. Я слыла обидчивой, злопамятной и у взрослых, по понятным причинам, тоже добрых чувств не вызывала. Мамины подруги называли меня «маленькой старушкой», воспитательницы – «прокурором», соседки – «врагом народа». Я всем мешала. Даже моя любимая мамочка сокрушалась: «Господи, все дети как дети, а эта вечно чем-то недовольна». Однако до появления «кузена Петьки» я и понятия не имела о таких страшных муках, как зависть и ревность.

Ему было три года. Он сидел, осиянный золотистым нимбом кудряшек, в детском креслице за праздничным столом, и все взгляды взрослых были прикованы к нему. А меня за стол не посадили, потому что места не нашлось. Мама подержала меня минут десять на коленях, а потом как бы невзначай стряхнула, сказав: «Пойди поиграй в соседней комнате».