Читать «Мой папа – Штирлиц (сборник)» онлайн - страница 127

Однако в жизни все гораздо страшней. Как порядочной женщине сладить с молодым, здоровым, разгоряченным возлияниями мужчиной, чей взгляд туманится от преступных мыслей? Опыт подсказывает следующее: нужно пристать к нему с расспросами о детях, жене и ее достоинствах, о квартире, евроремонте, автомобиле, даче, собаке, службе, сослуживцах. Если не подействует, следует поделиться собственными мыслями о семье, религии, пожаловаться на здоровье, заметно ухудшившееся с возрастом, поведать о своем исключительно счастливом браке, водрузить на нос очки и отгородиться книгой. Вот о чем я думала в ту минуту, когда, допив «Мартель», попутчик исчез со словами: «Щас вернусь».

Через пять минут он стоял на пороге, потрясая новой бутылкой.

– У вас что, склад в коридоре? – спросила я.

– Нет, вагон-ресторан.

Не спросив моего согласия, он разлил коньяк, но, так как за время его отсутствия я успела сосредоточиться, то, притворно зевнув, от выпивки отказалась. Славу это не смутило, в таком же бодром темпе он продолжил вливать в себя содержимое новой бутылки.

– Вы бы закусили, – снова предложила я.

Взяв двумя пальцами кусочек курицы, он отправил его в рот.

– А похмелья вы не боитесь? – многозначительно поинтересовалась я.

– А чо его бояться? – не понял Слава.

Я хотела взяться за детектив, но Слава спросил:

– Ну и как там у вас в Америке?

– Где, простите? – испугалась я.

– Ну не знаю, в Нью-Йорке или Сан-Франциско, где вы там живете?

– А почему вы решили, что я из Америки?

– Проводницы сообщили. Вы ж им паспорт показывали.

Запираться было бессмысленно. Я рассказала, что живу в Нью-Йорке, пишу рассказы, в данный момент путешествую по бывшему Союзу в поисках новых сюжетов.

– А про меня напишете?

Видно было, что Славе очень хочется прочесть о себе в печатном издании.

Я вежливо кивнула.

– Серьезно, напишите, я вам столько сюжетов отвалю, век благодарить будете.

– Хорошо, – пообещала я, – только пить перестаньте, а то я не выношу пьяных.

– Щас, только бутылку закончу.

Слава оказался речист: начал, как водится, с рассказов об армии. Вдохновенными мазками он нарисовал передо мной не вполне идиллическую картину службы во внутренних войсках. После окончания педагогического института он два года прослужил охранником в лагере особого режима, поэтому описывал побеги, самосуды, самострелы, издевательства над гомосексуалистами, свой роман с женой начальника лагеря. Далее последовали истории из жизни новых русских, анекдоты про чукчей и евреев.

Я молчала, междометиями типа «да ну?», «не может быть» или «во как!» прикрывая разочарование. Не то чтобы я была очарована Славой, но очарование надежды на спокойную ночь в комфортабельных условиях стремительно таяло. Мне хотелось забыться и заснуть, но Слава был непреклонен в своем желании, используя меня, ворваться в литературу.