Читать «Девять граммов в сердце... (автобиографическая проза)» онлайн - страница 229
Булат Шалвович Окуджава
Губы у нее кривятся. Но в них — сила. Это сразу бросается в глаза… А там Абношкин о своем страдает. Маша Калашкина любит своего тракториста. Коля Зимосадов, набычившись, идет куда-то с полевой сумкой через плечо…
— Почему дыра? — говорю я.
Она не отвечает. Что-то нетерпеливое сквозит в каждом ее движении. Мне вдруг вспоминается Сутилов и прохладная его улыбочка.
— А знаете, — говорю я и сам пытаюсь улыбнуться, — это ведь знаменитое место…
— Ну?
— Здесь бывал Толстой… Лев, — говорю я.
— А где вы покупаете продукты? — спрашивает она.
— В Козельске, — говорю я. — Всего пятнадцать километров… Сестра Толстого была здесь монахиней.
— Электричества, конечно, нету, — говорит она.
— Пока нету, — говорю я. — Мы вот столбы вкапываем…
— Почему вы?
— Мы и ученики…
— Почему?.. Почему?..
— Не знаю… А кому же еще?.. А что?
— Что ж вы бежите из вашего рая? — Губы ее кривятся. Но лицо остается приятным. Ей идет быть немножко злой. — Почему же вы бежите?
— Не знаю… Приглашают в районный центр… Не знаю…
Она смеется. Что я могу ей объяснить? Пусть поживет, а потом встретимся, поговорим.
— А вы что, — говорю я, — приехали посмеиваться?
— Я приехала работать, — говорит она жестко. — Вот именно.
Действительно, как это получилось с отъездом? С моим отъездом? А вот так и получилось. Копилось, копилось… И получилось… Вот и пора. Ты рад? Чертовски… Рад? Не знаю…
Мы возвращаемся к бревну, на котором сидит Шулейкин. Мне не жаль ее, эту москвичку. Чего ее жалеть?
— Вон там расположена деревня, — говорю я. — Там вы будете работать… периодически.
— Представляю себе! — говорит она.
— Вон идут мои ученики, — говорю я. — Впереди идет Гена Дергунов. Видите? Это самый слабый ученик. Но прекрасный парень…
— Слабый ученик, но прекрасный парень?!
Я ей не угодил.
— Вы зря уезжаете, — усмехается она. — Вы очень вписываетесь в эту обстановку. — Она обводит рукой вокруг. И смотрит, как я обижусь. Но так жарко, что мне лень обижаться. Да и не обидно.
Мы подходим к бревну одновременно с ребятами. Гена Дергунов протягивает мне плоский сверток в газете. Ваня Цыганков смотрит в сторону. Коля Зимосадов — в землю.
— Это вам, — говорит Гена Дергунов.
Я разворачиваю газету. Легкая коричневая рамочка для фотографий ложится на ладонь. Она обклеена аккуратными квадратиками золотой соломы. Искусный узор золотится под солнцем. Это похоже на инкрустацию из перламутра.
— Мне? — говорю я и, наверное, глупо улыбаюсь при этом.
— Вам, — говорит Гена Дергунов. — Это вам на память. — И он краснеет.
— Вот так штука! — говорит Шулейкин.
Ваня Цыганков смотрит куда-то в сторону. Коля Зимосадов — в землю. Жара. У новой учительницы кривятся губы. И на ресничке дрожит зеленая слеза.
— До свидания, — говорит она. — Я пошла.
— А вот мои ученики! — кричу я ей вслед. — Уж вы их не обижайте…
Ваня Цыганков смеется.
Она уходит не обернувшись. Только шевелит рукой, словно отмахивается.
— Жаль, что не сфотографировались, — говорит Шулейкин.
— Давайте копать, — говорит Коля Зимосадов.
— В самую-то жару? — говорю я.
— Давайте, — говорит Шулейкин. — А то уснуть можно.