Читать «Шутиха. Фантастические произведения» онлайн - страница 88

Генри Лайон Олди

— Кто же, кто освободил меня из темницы, где сижу я так долго?

— Я, — удрученно сообщила хозяйка «Фефелы».

— Радуйся, о несчастная! Ибо провел я в темнице сто лет, сказав в своем сердце: всякому, кто освободит меня, я позволю строить дворцы из материалов облицовочных и декоративно-отделочных, не прошедших сертификации на горючесть! Но никто не пришел дать мне волю. И минула другая сотня лет, и я сказал: всякого, кто меня освободит, я избавлю от необходимости иметь технические средства оповещения и эвакуации при пожаре, как-то: световые, звуковые, речевые и комбинированные! Но никто не освободил меня. И тогда я разгневался сильным гневом, сказав: всякого, кто освободит меня, я заставлю уплатить штраф размером с гору Каф за несоблюдение норм пожарной безопасности, будь он самим Сулейманом ибн Даудом, мир с ними обоими! Так что радуйся и готовь золото, шелк и изумруды.

Галина Борисовна вздохнула, прекратив дозволенные речи и готовясь перейти к недозволенным. Ибо стоял пред ней не кто иной, как ифрит злокозненный и марид беспощадный, Мустафа ибн-Абдулла Хвостопад, взявший для удобства материнскую фамилию. Отец его, Абдулла Насер-Пехлеви из рода Красных царей джиннов, в давние времена бежал от уголовно-политических интриг, покинув родной Нахуллобад и закончив на чужбине институт с варварским, но хлебным названием ПБ МВД. Сын беглого царевича Абдуллы, хитроумный Мустафа, полгода назад с помощью бранных подвигов и подкупа завоевал титул начальника городской пожарной инспекции — и теперь возмещал убытки. Его надзорно-профилактическая деятельность катилась по городу асфальтовым катком, оставляя за собой причитания вдов и слезы сирот. Отныне он властвовал над дружинами огнеборцев и поборников, числом двадцать четыре рати, в каждой из которых было две дюжины бойцов, каждый из которых властвовал над двумя дюжинами помощников, каждый из которых властвовал над двумя дюжинами шайтанов, каждый из которых нес горожанам двадцать две дюжины бед, боясь ослушаться владыку. Районные джинны-инспектора, стыдливо пряча глаза и банковские счета, разводили крыльями: увы! Все старые договоренности пошли прахом. Милосердие было чуждо злодею — джинн взимал полной горстью.

Гореть бы ему ясным пламенем, да должность не позволяла.

Тем временем Мустафа прошел к дивану, опустившись на него всей тушей. Взвизгнули йеменские пружины, застонала машрафийская кожа.

— Кофе! — приказал он. — Крепкий и черный!

— Сей минут, о мой шах и мат! — ответили из-под дивана. — Будет как у раба-эфиопа: крепкий и черный!

Оцепенев от ужаса, Шаповал смотрела, как между ногами могущественного джинна вылезает на свет божий Настькин мерзавец. Который по всем признакам должен был процветать в коридоре. Впрочем, Мустафа тоже был изрядно потрясен, по какой причине и дал шуту вылезти до конца. Стало ясно, что теперь золотом, шелком и изумрудами не отделаться. «Семьсот мулов, груженных драгоценными тканями, — лихорадочно прикидывала несчастная, — десять тысяч невольниц, обученных плясать и сводить с ума... Что еще? А этому сыну ослицы, Иблис сожри его колпак, велю отрезать зебб, после чего продам жестоким саклабам с реки Утиль для глумливой потехи!..» Снисхождения ждать не приходилось. Все три типографии располагались в разных районах: на островах Вак-Вак, где на ветвях деревьев растут головы журналистов, всяк час славящие законно избранного падишаха, в Магрибе, стране злых колдунов, знатоков тайны отчуждения недвижимого и движимого имущества, а также в Ущелье Гога-де-Магога, где ежечасно сходятся с грохотом интересы фракций, готовые раздавить всякого случайного попутчика. Разумеется, нормы пожарной безопасности во всех трех случаях сводились к возложению надежд на Аллаха, милостивого и милосердного, — но беззаконный Мустафа, увы, не принадлежал к правоверным джиннам.