Читать «Пересуды» онлайн - страница 25

Эдмон Сталенс

Почтальоны принадлежат к категории госслужащих, а значит, служат интересам общества, поэтому я стараюсь узнать о нашем районе все, от состояния почвы до названий каждого из растений в Лесу Забвения. По воскресеньям я занимаюсь цветной фотографией. Так много всего, что будет позабыто, порушено, проклято, продано. Кто-то должен если не остановить процесс распада, то хоть запечатлеть, что возможно. Альбомы, заполненные исчезнувшим наследием, лежат в моем подвале, ожидая, пока я займусь ими и все разложу в хронологическом порядке. Вот выйду на пенсию…

В понедельник я выехал довольно рано, туман еще стлался над лугами.

Помню, я подумал, что надо бы заняться изучением причин, по которым моя сумка с почтой по понедельникам легче, чем в другие дни недели. Вот выйду на пенсию…

Помню, я довольно громко пел, перекрывая шум мотора своего мопеда, последнюю песню Адамо, которую теперь часто крутят по радио, хотя она — по-французски, а мы не для того платим налог на радиовещание, чтобы поддерживать пропаганду языка враждебного государства. Я пел, чтобы улучшить свой французский.

Помню, какая почта лежала в моей сумке. Автомобильная страховка для Учителя Арсена, который всегда слишком поздно ее платит. Открытка: Брижит Бардо в купальных трусиках, текст: «Здесь было бы отлично, когда б ты прибыл лично», подписано: Д.

Д. значит Дора, которая, бросив своего аптекаря одного дома, отбыла на Ибицу, как она утверждает, «с подругой». Письмо из налогового управления вдове Арианс с требованием заплатить 34 500 франков, я лично считаю такой налог чрезмерным. Любовная записочка к маленькой Люси из Германии. Хитроумное письмо Р. Тибергхайна, в котором он предлагает тестю вложиться в «Ткацкие фабрики Торибас», разъясняя, вернее, пытаясь разъяснить (меня ему убедить не удалось), зачем это нужно, а ведь Р. Тибергхайн должен и сам знать, что текстиль сейчас в полной жопе.

Ну вот, туман поднялся, и я подумал: наберу-ка я грибов, мою Мариетту это порадует, а почту после разнесу, и отправился в Лес Забвения, где, среди серебристых стволов берез, услыхал звуки классической музыки. Я, вы и сами знаете, любознателен от природы, моя Мариетта зовет меня Эдмон Любопытный, и я подумал: ага, видно, какой-то дерьмовый турист пакостит природу своей палаткой, газовой горелкой, окурками, радио и подружкой, которой нравятся скрипки в большом оркестре, но тут я увидел пикап и аккуратненько положил мопед в кусты, а сам укрылся, насколько позволяли мои девяносто пять килограммов, за деревом и увидел двух парней, они спали, обнявшись.

Помню, я сразу подумал: это чужаки, наши так себя не ведут. Прямо вам скажу: на такое мне даже смотреть противно. Всякий знает, что оно существует и среди аристократов, и в нашем кругу, а уж я, как почтальон, чего только не навидался, конечно, надо мыслить шире, и все-таки, несмотря ни на что, когда оно происходит, вот так неприкрыто и напоказ, посреди леса, это не может не вызвать беспокойства. И не потому, что они были голые, чтобы не сказать сильнее, а лица одного из них я даже не смог разглядеть, но — как бы поточнее сказать? — в самом романтическом месте, гордости нашего округа, в Лесу Забвения, прелестнейшем уголке живой природы, происходило оскорбляющее природу противоестественное явление.