Читать «Белые одежды» онлайн - страница 402
Владимир Дмитриевич Дудинцев
— Может быть, может быть… Но вы сами говорите — Андрюша молчит. Вы же не с гигантом ушли. А со специалистом, который клюет мертвечину. Тут все и открывается. Никогда не развивайте перед Андрюшей ваших аргументов…
Сильно порозовевшая, она смотрела в чашку, вылавливала ложечкой чаинки. Потом поднялась.
— Пойду поищу его.
«Кеша не врал, наверняка приедет. Как бы подготовить ее?» — в который уже раз подумал Федор Иванович.
— Вот если вдруг на вас свалится… неожиданное страдание… — проговорил он задумчиво. — Не знаю, плевать ли мне через левое плечо или не плевать… Если свалится врасплох… Тут у вас все может стать на место. И Андрюша перестанет молчать.
— Пойду поищу…
Мальчик прибежал один. Влетел, оставив открытой дверь с лестницы.
— Здравствуйте…
Он сильно вырос. Был тонкий, белоголовый, как мать. А голова — отца. Широкая в висках и заостренная книзу.
— Ты помнишь меня? — спросил Федор Иванович. — Мы дружили с твоим папой. Он мне поручил передать тебе вот это…
Мальчик тут же развязал шпагат, потащил с картины длинную полосу гремящей бумаги. Показалась работница в красной косынке на фоне красных знамен, чисто и строго посмотрела из своих двадцатых годов. Вывалился и стукнул конверт. Мальчик схватил его. Долго, осторожно разрывал. Вытащил наконец письмо. Бегая глазами, водя головой вправо и влево, начал было читать с обратной стороны. И напряженно следящий за ним Федор Иванович успел охватить мгновенным взглядом слова: «Мальчик мой русоголовенький! Малявочка светлая!..». Тут же отвел глаза, чтобы не вникать дальше в священную тайну. Мальчик шелестел бумагой, принимался снова и снова жадно читать. Потом принес из другой комнаты белый картонный кошелечек и осторожно вложил туда лист, расправил, проследил, чтоб хорошо там лег.
— Сам сделал?
— Да, — отчетливо ответил мальчик.
— Андрюша… — сказал ему Федор Иванович. — Тебе, наверно, будет важно узнать… Я ведь был товарищем твоего папы. Хочу тебе сказать, что он был хороший человек… Но не все об этом знали. Такое мы переживали время, Андрюшенька… Что хорошего человека могли и не понять… И сразу начинали кричать, кричать, что он очень плохой. И кричали-то от страха, а не потому, что действительно… Привычка такая была. Встречались еще, и довольно часто, и по-настоящему плохие. Требовали, чтобы все были похожи на них. И кто умел притвориться, того называли хорошим. А чтоб быть по-настоящему хорошим… Это значит — делать хорошие дела, а не только говорить о них… Чтоб быть таким, приходилось иногда казаться похожим на плохих. Потому что иначе и дела не сделать было. А кто открыто казался хорошим, того следовало опасаться. Надо было проверять и проверять. Потому что он мог оказаться притворщиком.
— Вы мне как ребенку объясняете, — сказал мальчик без улыбки. — Все равно спасибо. Так понятно все это сказали. Он был вейсманист-морганист, я знаю. А приходилось читать лекции о наследовании благоприобретенных признаков.
— Ты еще яснее сказал, — Федор Иванович удивленно и растерянно улыбнулся.