Читать «Принц и нищий (Издание 1941 г.)» онлайн - страница 41

Марк Твен

запел он, но тотчас же оборвал свое пенье. — Он, кажется, пошевелился, — надо петь потише, чтобы не нарушать его сна; ему предстоит путешествие, а он и так истомился, бедняжка… Камзол ничего, недурен, — кое-где ушить и будет годиться. Штаны еще лучше, хотя и тут два-три стежка не помешают… Башмаки отличные, прочные, крепкие; в них будет сухо и тепло, я полагаю. Это будет для него странной новинкой, так как он, несомненно, привык бегать босиком и зимою и летом. Эх, если бы хлеб был так же дешев, как нитки! Вот за какой-нибудь фартинг я обеспечен нитками на целый год, да еще такую славную, большую иглу мне дали в придачу… Только как мне продеть в нее нитку? Это будет дьявольски трудно».

И, действительно, это было дьявольски трудно. Майлс поступил, как обыкновенно поступают мужчины и, по всей вероятности, будут поступать до скончания веков: держал неподвижно иголку и старался вдеть нитку в ушко, тогда как женщины поступают как раз наоборот. Нитка скользила мимо иголки то справа, то слева, то складывалась вдвое, но рыцарь был терпелив; уже не раз доводилось ему проделывать подобные опыты: недаром он был солдатом. Наконец ему удалось вдеть нитку; он взял костюм, лежавший у него на коленях, и принялся за работу.

«За постой заплачено, за завтрак, который нам подадут, тоже; денег еще хватит на то, чтобы купить пару осликов и нам вдвоем прокормиться два-три дня, пока мы доберемся до Гендон-холла…»

Любила она муженька…

«О! о! Я загнал иголку себе под ноготь! Положим, это не беда и не новость, а все-таки неприятно… Эх, милый, мы с тобой отлично заживем, — не беспокойся! Все твои злоключения забудутся, и печали твои пройдут…»

Любила она муженька своего, Но ее любил…

«Вот благородные, широкие стежки. — Он поднял кверху камзол и с восхищением глядел на него. — В них есть что-то величавое и гордое, рядом с ними мелкие, скаредные стежки портного кажутся вульгарными и жалкими…»

Любила она муженька своего, Но ее любил другой…

«Ну, вот и готово! Славная работа, и, главное, живо сделано. Теперь я разбужу его, одену, подам ему умыться, накормлю его; а затем мы с ним поспешим на рынок, что возле таверны Табарида, в Саутворке».

— Извольте вставать, ваше величество!.. — громко сказал он. — Не отвечает!.. Эй, ваше величество!

«Кажется, мне все-таки придется оскорбить его священную особу прикосновением, если сон его глух к человеческой речи. Что это?» Он откинул одеяло. Мальчик исчез!

Гендон онемел от изумления, огляделся вокруг и тут только заметил, что лохмотья мальчика тоже исчезли. Он страшно рассвирепел, стал бушевать, звать хозяина гостиницы. В эту минуту вошел слуга с завтраком.

— Ты, дьявольское отродье, объясни, что это значит, или прощайся со своею презренною жизнью! — загремел воин и так свирепо подскочил к слуге, что тот от удивления и испуга совсем растерялся и с минуту был не в состоянии выговорить ни слова. — Где мальчик?

— Объясни, что это значит!

В отрывистых, бессвязных словах слуга дал требуемое объяснение.