Читать «Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина» онлайн - страница 80
Владимир Набоков
Так характер, заимствованный из книг, но блистательно преображенный фантазией великого поэта (для которого жизнь и книга были одно), помещенный им в блистательно воссозданное окружение и обыгранный в целом ряде творческих образцов — лирических воплощений, гениальных чудачеств, литературных пародий и т. д., — оказался истолкован русскими педантами как социологический и исторический феномен, типичный для эпохи Александра I (увы, это стремление вульгаризировать и свести к общему месту уникальную фантазию гения имеет своих защитников и в Соединенных Штатах).
3 английскому сплину (см. также «roast-beaf» в XVI, 9 и «beef-steaks» в строфе XXXVII, 8). Диета, которую прописывает Пушкин Онегину, благоприятствует унынию последнего; я думаю, что здесь вполне допустимо предположить реминисценцию, восходящую к карамзинским «Письмам русского путешественника», где — в письме из Лондона, не датированном точно, но относящемся к лету 1790 г., — звучит следующая (впрочем, далеко не оригинальная) мысль:
«Рост-биф, биф стекс есть их [англичан] обыкновенная пища. От того густеет в них кровь; от того делаются они флегматиками, меланхоликами, несносными для самих себя, и нередко самоубийцами. К сей физической причине их сплина…».
4 Хандра, «chondria», и сплин, «hyp», являются примерами отчетливого различия, которое наблюдается при лингвистическом изучении двух народов, одинаково известных своим пристрастием к апатии: английского, выбравшего «hypo», и русского — с его склонностью к «chondria». Конечно, в ипохондрии нет ничего специфически локального или обусловленного конкретным периодом времени (если понимать это слово в изначальном широком смысле, исключая, скажем, характерного для Америки понимания воображаемой болезни). «Spleen» («тоска») в Англии и «ennui» <«скука»> во Франции вошли в моду приблизительно в середине семнадцатого века, и в течение всего следующего столетия французские владельцы гостиниц и обитатели швейцарских гор продолжали умолять тоскующих англичан не совершать в их заведениях или в их пропастях самоубийств — к такой решительной мере отнюдь не вела местная и протекающая в более легкой форме скука. Сама по себе эта тема, даже если мы строго ограничимся только литературными явлениями, уже слишком надоела, чтобы долго рассуждать о ней в настоящих комментариях; но несколько примеров необходимо привести для доказательства того, что скука в начале 1820-х годов была модным клише при описании характера, с которым Пушкин мог позабавиться между делом, балансируя на грани пародии и прививая западноевропейские шаблоны на девственную русскую почву. Французская литература восемнадцатого и начала девятнадцатого столетий полна беспокойных молодых людей, страдающих от тоски, — удобный способ побудить своего героя к постоянному передвижению. Байрон сделал этот образ еще более захватывающим; Рене, Адольфу, Оберману и их коллегам по страданию была перелита демоническая кровь.