Читать «Рябиновый дождь» онлайн - страница 146

Это было страшно. Бируте не знала, о чем они говорят, что делают, но чувствовала, что назревает беда. Бируте была бессильна перед заговором этих ничтожных, самолюбивых людишек. Она ждала, когда рядом с ней встанет Моцкус, прикроет ее собой и скажет им, жаждущим мщения: «Порадовались, полакомились, а теперь — ша! Чтоб мне ни звука!»

Но и он с каждым днем сникал, чернел, менялся. Его не отпустили за границу на какую-то важную стажировку, а как-то он не вытерпел и пожаловался:

— Знаешь, меня временно снимают с должности директора.

— За что? — не поверила она.

— Ни за что. Наверно, чтобы я не мешал работе комиссии.

— Какой комиссии?

— Марина написала столько всяких жалоб, натравила на меня стольких своих друзей и сочувствующих, нашла столько союзников и любящих сенсации дармоедов, что теперь этой комиссии работы на десять лет хватит.

— Но ведь ты не виноват!

— Конечно.

— Тогда чего боишься, почему расстраиваешься? Неужели там нет умных людей?

— Есть, но…

— Что — но? — Бируте не понравилось настроение Виктораса. Она все еще хотела видеть его улыбчивым, не умеющим кланяться каждой пуле, она думала, что его не сломить, поэтому сдержалась и подбодрила: — Ну, снимут с директоров, уволят с должности… Разве ты не ученый? Ведь они не могут отнять у тебя твой ум, твой талант.

— Не могут, но…

— Что еще за «но»?

— Видишь ли, давай будем реалистами. Теперь не те времена, когда ученый мог делать науку, отгородившись от всего света. Теперь для исследования разных идей, для их подтверждения или опровержения необходимы лаборатории, вычислительные центры, опытные сотрудники. Одно дело, когда ты сам работаешь с карандашом в руках, и совсем иное, когда несколько десятков опытных специалистов действуют согласно твоим идеям и твоим указаниям. А с другой стороны, разве тебе неизвестны наши порядки? Кто первый написал жалобу, тот и прав.

— Я вижу, ты уже обо всем жалеешь. Не надо. Если я — причина этих бед, оставь меня, Викторас, я не стану сердиться. Хоть на время, пока все утрясется.

— Нет, я не сделаю этого, пусть меня даже к стенке ставят. Я не хуже тебя знаю, что такое долг. Кроме того, капитулировать перед Мариной — значит расписаться под ее жалобами, стать тряпкой, крепостным, послушным рабом и уже никогда не подняться выше рядовой шестерки. Я так не могу. Надо ждать.

— Чего? Чуда?

— Не знаю.

— Ведь самое страшное — ничего не делать и ждать.

— Не совсем. У меня есть ты, — он обнял ее и поцеловал.

От этого ненужного, казенного, жалкого поцелуя Бируте стало неловко.

— Но я не институт, — довольно сердито сказала она.

— А почему же нет? Целая академия. Но и здесь, малышка, надо ждать. Сколько еще?

— Совсем немного.

Через некоторое время ее навестил Милюкас. Он зарегистрировал все частные поездки Виктораса на казенной машине, подсчитал общий километраж и даже оценил его по существующей таксе — десять копеек за километр. Он долго расспрашивал о лекарствах, которые привозил ей Моцкус. Словом, он знал все о их жизни.

— Поговорите с товарищем Моцкусом, — ответила она. — Я ничего не знаю.