Читать «Рябиновый дождь» онлайн - страница 145

Витаутас Петкявичюс

Бируте прекрасно знала, чем это кончится, потому что в роддоме она видела множество новорожденных — здоровых и больных, крикунов и молчаливых, — но ей казалось, что ее дитя будет совсем другим.

Тогда она и впрямь была счастлива. Все обрело новый смысл. Она уже не так сильно беспокоилась о Моцкусе, о себе, а из-за малыша сходила с ума: ела ради него, спала и работала ради него, читала и мечтала только для него, своего восходящего солнышка, потому что она, как учил тот симпатичный доктор, была в ответе за его красоту и разум…

Но вернулся из больницы Стасис. Он молча собрал свои вещи, перенес их в другую комнату, открыл дверь второй веранды и каждый раз, встретив ее, отводил взгляд в сторону. Он даже здоровался с ней молча, кивком головы, а то и этого не делал, если бывал совсем не в настроении. Молчала и она, но со страхом чувствовала, что не где-то на стороне, а именно в этом человеке, в Стасисе, зреет уготованное ей несчастье. Он не выдержал первым:

— Бируте, я все забуду и никогда не стану напоминать об этом, я…

— А о чем ты можешь мне напомнить — о своей подлости? О своем преступлении, за которое тебя надо было судить?

— А это не подлость?! — Он указал пальцем на ее пополневшую талию.

Она вдруг побледнела, словно пронзенная этим пальцем насквозь, и топнула ногой.

— Не смей сравнивать, свинья! — Она не почувствовала, как стала оглядываться в поисках острого или увесистого предмета. — Если ты скажешь еще что-нибудь подобное, я убью тебя! Я сама пойду к военкому, если они все там в сопляков превратились…

И она сделала бы так, потому что душой почувствовала, что нет большего преступления, большей подлости, чем лишать женщину права родить ребенка, права, данного человеку природой, от которого он, Стасис, отказался, уничтожил его сам. А Стасис, одуревший от своей жертвы, оказавшейся ненужной, потерявший из-за этого бессмысленного поступка здоровье, считал, что нет большей жестокости, чем обращение Бируте с ним, человеком, преданным ей душой и телом, что в сердце Бируте, стоило ей забеременеть, уже не осталось места ни для доброты, ни для жалости. Иначе откуда эта беспричинная, беспредельная злость? И еще он думал, что, забеременев, она отомстила ему, что теперь его, Стасиса, долг — все простить и помочь ей стать нормальным человеком, женой… Поэтому, подождав, пока она успокоится, он сказал:

— Моцкус — птица не твоего полета. Ты быстро наскучишь ему.

— Замолчи, прошу тебя.

— Когда тебе будет тяжело, знай, что я всегда рядом.

— Если ты хочешь помочь мне, сначала начни уважать себя, — она едва не добавила: призрак! Но сдержалась, потому что снова ощутила сильный толчок. Ведь доктор говорил ей…

В первые дни Стасис старался не попадаться ей на глаза: когда она бывала дома, он уходил в лес или торчал у себя в комнате. Услышав шаги Бируте, он даже радио выключал. Так же он вел себя, когда приезжал Моцкус. Но потом к Стасису зачастила Марина. Она тихо выходила из машины, тихо стучалась в дверь Стасиса и, посидев час-другой, уезжала домой, так сказать, ни здравствуй, ни прощай.