Читать «Два века о любви (сборник)» онлайн - страница 41

«…И поезда нахлынут, гулки…»

…И поезда нахлынут, гулки,

как ночь в распахнутом окне,

у них вагоны – что шкатулки,

и ничего не стоит мне

узнать, какие там стаканы,

гранёный свет, горчащий стук,

какие быстрые бурьяны

у ветра вырвались из рук,

узнать себя в отёкшем свете,

где всякий сон нерастворим:

на лбу моём, как на планете,

ещё отсвечивает Крым.

И разве кто придёт на помощь,

тихонько на руки возьмёт?

Скажи – ты помнишь? помнишь? помнишь —

домашний хлеб, гречишный мёд…

Ты можжевеловые ветки

тогда подбрасывал в костёр.

И надрывался ветер едкий,

пока лицо твоё не стёр.

«Меня встречает у порога…»

Меня встречает у порога

аллей берёзовый конвой

и заражает понемногу

своей болезнью лучевой.

И луч проходит, как иголка,

и багровеют на ветру

моя сиротская футболка

и листья, близкие к костру.

Ещё подкожные потёмки

меня не мучат засветло.

И полосатые котёнки

усами тычутся в стекло.

Возьмёшь у сердца обещанье,

как будто всё и навсегда,

и тут же чёрное прощанье

течёт, как мёртвая вода.

Не обещай меня лелеять,

не обещай меня… пока

я, как безлистая аллея,

смотрю сквозь пальцы в облака,

пока мне выправят походку,

пока мне «вольно» разрешат,

пока мою худую лодку

заселит племя лягушат.

«Может, лучше и вовсе не жить…»

Может, лучше и вовсе не жить,

чем тебя день за днём обижать,

вместо чтобы теплом окружить,

к большеглазому сердцу прижать.

Мне кивают кусты, мне дома,

мне летучие гуси кричат.

Что схожу и схожу я с ума,

и скорбям моим край непочат —

вспоминать тихокрылый наряд,

что дрожал на тебе, как листва.

Неужели ещё говорят,

полыхают в пространстве слова,

что бурлили и били ключом?

Грустный день, отомри и звени!

Вот и клён говорит: ну зачем!

Вот и я говорю: извини.

«Мне достали из чёрного чана в метро…»

Мне достали из чёрного чана в метро

красно-рыжую розу за восемь рублей.

И вокруг зазвенел, как пустое ведро,

мир машин, мотоциклов, людей, кораблей.

Будет долго ещё пустотело звенеть,

как бессонная рыба водить хоровод

мир трамваев, дождей, леденцов и монет,

мир холодных ветров и прерывистых вод.

Мимолётная память, глаза затумань,

и забудь обо мне, и качнись к январю.

Я кому говорю – ты меня не достань,

я тебе говорю, я тебе говорю:

только не доставай небольшой номерок,

за который пальто в гардеробе дают,

только не доставай золотой костерок,

у которого тёплые дети снуют.

Потому, что я помню всё так хорошо,

что ни шагу, ни шагу ступить не могу,

ничего не пойму, ничего не решу

с красно-рыжей своей, по колено в снегу.

Как теперь выбираться из каменной тьмы,

из гремучего плача лечебных оков?

В марсианских глазах отражаемся мы,

на галёрке-галерке. Размером с жучков.