Читать «Два века о любви (сборник)» онлайн - страница 39

Олег Юрьев, Франкфурт-на-Майне

«В окне огонь стоял. О стены…»

В окне огонь стоял. О стены

Косые бились паруса. —

Из форточки, из блесткой тени

Ужасный голубь поднялся.

А мы, обнявшиеся, спали

В соленой раковинке тел…

Помилуй Бог, мы знать не знали,

Влетел он или пролетел.

Пробор / Пруд

– Видишь? – разобранный надвое

гребнем светящимся пруд…

– Вижу. Как будто со дна твое

сердце достали и трут.

– Слышишь? – плесканье надводное

бедных кругов золотых…

– Слышу. Как будто на дно твое

сердце сронили – бултых —

«…я с перрона сойду к заголенным стволам…»

…я с перрона сойду к заголенным стволам

– к зеркалам в их умноженном створе —

там, где с йодом мешается дым пополам

и с рекою мешается море…

…где, как слизни, лежат еще сгустки дождя

на крыжовнике возле обрыва,

где с гранитного склона сползает, дрожа,

сухопутная водоросль – ива…

…где вдвигают поглубже герань и табак

под брезентом облитые крыши,

и отрывистый лай зазаборных собак

комариной зазубрины тише…

__________________

Далеко, у Кронштадта, гроза всё длинней,

но сюда дотемна не доплыть ей,

потому что поставлена сеть перед ней

из блистающих облачных нитей.

Наталья Бельченко, Киев

«Упрятавшимся в лоно фонаря…»

Упрятавшимся в лоно фонаря, —

Где твой фитиль охватываю я,

Тобой разносклоняемое пламя, —

Какого же имения желать,

Когда на свет слетелась благодать

И сумрак расступается над нами.

Так, часть – до целого и пол – до полноты

Довоплощаешь, проникая, ты,

И бегство упраздняется по мере

Прибежища, налившегося в нем,

Пока не в схватке с нашим веществом

Отравленное вещество потери.

А нежность – даже посреди огней —

Влажна и обступает тем тесней

Ковчег фонарный, что иной неведом.

Он сам себе голубка и причал,

Его, как жизнь, никто не выбирал,

И никому не увязаться следом.

«Дитя переулка, дитя тупика…»

Дитя переулка, дитя тупика,

Волшебно заправлена в губы строка,

Как пленка фотоаппарата:

Снимает – снимается – снято.

Покровы срываются, губы дрожат,

Какой-то рубеж окончательно взят —

Вновь отдан – захвачен повторно.

Амор это все-таки норма.

Ранимая норма. От сотен стрижей

Заросший овраг закипает живей.

Отравлен парами заката,

Алхимик глядит виновато.

От силы враждебной защита холмы

И улицы – если до-веримся мы.

А после? Придется раскрыться

Ранимей, чем роза и птица?

«Когда лихорадило город…

Когда лихорадило город,

Влетели стрижи босиком,

Устроив подобие гонок,

Чтоб ветру не стать сквозняком.

Дома, от боязни полёта

Зажмурившись, вжались в сады,

И маленький мальчик на фото

Один избежал пустоты.

Он под поцелуем укрылся,

Совпал со счастливым стрижом

И прыгнул с небесного пирса,

Чтоб выплыть на город и дом,

Где мы, обсыхая, сидели —

Два в небо нырнувших зверька,

И мальчик тогда в самом деле

Взрослел – как взрослеет река.

«Сильнее сильного прижались…»

Сильнее сильного прижались,

На нет друг дружку извели.

Но даже боль была как радость

С проточной стороны земли.

В секундный ход ресницы малой,

Во всхлип из самой глубины

Какая рыба заплывала —

Ловцы доднесь удивлены.

За рыбой медленной янтарной,

Зияющей в бродяжьих снах,

Следит ловец, и год угарный

Его удачею пропах.

Так, меж дорогой и рекою

Впаду в земной круговорот,

Но силы притяженья стою —

Через меня она идёт.