Читать «Закат и падение Римской Империи. Том 1» онлайн - страница 333

2. Законы Константина касательно наказания тех, кто про­винился в изнасиловании женщины, доказывают слишком мало снисходительности к одной из самых увлекательных слабостей человеческой натуры, так как под признаки этого преступления подводилось не только грубое насилие, но и любезное ухаживанье, путем которого удалось склонить еще не достигшую двадцатипятилетнего возраста незамужнюю женщину покинуть родительский дом. Счастливого любов­ника наказывали смертью, и, как будто находя, что за такое страшное преступление недостаточно простой смертной каз­ни, его или жгли живого, или отдавали на растерзание диким зверям в амфитеатре. Заявление девушки, что она была уве­зена с ее собственного согласия, вместо того чтобы спасти ее возлюбленного, подвергало и ее одной с ним участи. Обязан­ности публичного обвинения возлагались на родителей ви­новной или несчастной девушки, если же над ними брали верх чувства, внушаемые самой природой, и они или скрыва­ли преступное деяние, или восстанавливали честь семьи бра­косочетанием, их самих наказывали ссылкой и отобранием их имений в казну. Рабов обоего пола, уличенных в содейст­вии изнасилованию или похищению, сжигали живыми или лишали жизни с более замысловатыми истязаниями: им вли­вали в рот растопленный свинец. Так как преступление счи­талось публичным, то обвинять дозволялось даже посторон­ним людям. Возбуждение судебного преследования не было ограничено никаким числом лет, а результаты приговора простирались на невинных детей, родившихся от такой неза­конной связи. Но всякий раз, как преступление внушает менее отвращения, чем наказание, жестокость уголовного закона бывает вынуждена преклоняться перед теми чувства­ми, которые сама природа вложила в человеческое сердце. Самые возмутительные статьи этого эдикта были ослаблены или отменены при следующих императорах, и даже сам Константин очень часто смягчал отдельными актами мило­сердия суровость своих узаконений. Действительно, таков был странный нрав этого императора, что он был столько же снисходителен и даже небрежен в применении своих зако­нов, сколько он был строг и даже жесток при их составлении. Едва ли можно подметить более решительный признак сла­бости в характере монарха или в системе управления.