Читать «Всё лучшее в жизни либо незаконно, либо аморально, либо ведёт к ожирению (сборник)» онлайн - страница 106

Его внучка (дочь Лили Рабинович) Бэл Кауфман вспоминала: однажды Шолом-Алейхем привел внучек в зоопарк. Задержался у клетки с обезьянкой. Скатал из бумаги шарик, смочил его водой из-под крана и бросил ей. Та, хитрая, не проявила к нему никакого интереса.

– Разбалованная обезьянка, – сказал писатель разочарованно.

И отошел в сторону. И стал жадно пить воду. То были первые признаки диабета. Он ведь всегда шутил:

«Я умру не от голода, а от жажды».

Вскоре разразится война между Германией и Россией.

– Не может быть! Не может быть… – сердится Шолом-Алейхем.

В Германии уже никто не берет русских денег. Немка-хозяйка требует у Шолом-Алейхема в залог его часы, которые каждые пятнадцать минут отбивают удивительную, нежную мелодию…

На вокзале невозможно шагу ступить: горы багажа. Семья Шолом-Алейхема тоже сдаст свой багаж… и больше никогда его не увидит.

«Из Берлина в Копенгаген. На берлинском вокзале пересекают нам дорогу первые солдаты, отправляемые на фронт. Высокие, молодые, здоровые гренадеры – один в один, в голубых шинелях, с мешочками за плечами и в медных касках – проходят они мимо нас как длинная голубая лента. Они поют что-то очень веселое – как весело идти умирать!

Мы стоим и смотрим на них. Папа, бледный, с непередаваемым выражением в глазах, произносит:

– Война!

Теперь он поверил.

Копенгаген. Случайно собравшиеся, растерянные люди. Отец подавлен. Снова – без денег, с большой семьей, и снова выступает на сцену Америка.

В Америку!

Наша семья разделяется. Я уезжаю в Россию. Вижу его теперь в последний раз. Вот он стоит грустный, в дорожной «кепке», низко надвинутой на глаза…

Он плохо выглядит. Его мучает жажда, он беспрерывно пьет воду. Пьет, пьет – и не может утолить жажду. Где только он ни увидит кран, он откручивает его, делает из бумажки чашечку и пьет…» (Лиля Рабинович).

9 мая 1916 года у больного появилась сердечная недостаточность.

10 мая в последний раз слушал чтение газет. Потом попросил завесить зеркало. Не хотел видеть, как смерть проступает на его лице. Заснул. Проснулся. Крикнул: «Хочу сесть! Хочу сесть!» Снова замолчал. Все равно его никто не слышит. В больничную палату не пускали родных – Шолом-Алейхем боялся заразить их туберкулезом.

Последние его слова были: «Заберите меня домой, похороните меня на киевском кладбище…»

В один из дней, когда наступало облегчение, сказал жене:

– Знаешь, как только выздоровею и как только закончится война, сядем мы с тобой на первый пароход – и махнем домой. Зажились мы здесь. Заскучали…

Скончался он 13 мая – Шолом-Алейхем никогда не любил тринадцатое число. Номеруя страницы, пропускал «13», не останавливался в гостиницах в комнатах № 13.

Здесь есть некая тайна, ибо число «13» в еврейской духовной истории – счастливое. По Рамбаму все постулаты еврейской жизни укладываются в это число.

Знал об этом и Сталин, точнее, бывший семинарист Иосиф Джугашвили, который все подлости евреям подстраивал именно под тринадцатое число.

13 января был убит Соломон Михоэлс.

В ночь с 12 на 13 августа расстреляны члены Еврейского антифашистского комитета (ЕАК), и тоже числом тринадцать…

Судьбы хороших, талантливых людей вырастают в живую, занимательную, грустно-веселую картину, заставляющую вдуматься поглубже.

Главное же: не плакать!