Читать «Зима в горах» онлайн - страница 207

Джон Уэйн

Он отрезал ломоть хлеба, намазал маслом, положил сверху кусок сыра и вернулся к очагу.

„Извините, что я буду есть один, без вас“, — сказал он.

„Вам же надо работать“, — сказала она просто.

Годы суровой, трудовой жизни породили эти слова — тот жизненный обиход, когда мужчина должен быть накормлен, что бы ни случилось, должен подкрепить силы для нескончаемой работы — источника их существования. Работы? О какой работе могла теперь идти для них речь?

„Гэрет пока еще не сможет водить автобус“, — сказал Роджер.

„Какое запястье у него сломано?“ — спросила мать.

„Я не знаю. Но автобусом нужно управлять двумя руками, одной нечего и думать“.

„Значит, конец? — тихо спросила она. — Дик Шарп победил?“

Роджер молча жевал свой хлеб с сыром.

„По правде говоря, не знаю, — сказал он. — Автобус пока что в полной целости и сохранности стоит в гараже. Но он не выйдет на линию, пока Гэрет не сможет снова сесть за баранку, а когда это будет, я понятия не имею“.

„А вы не умеете с ним управляться?“ — опросила она.

„Я бы мог, — сказал он, вспомнив один далекий вечер, потоки дождя, шорох шин на мокром асфальте. — Я бы мог, но у меня нет прав, а чтобы их получить, потребуется время“.

„Понимаю“, — сказала она, снова уйдя в свои мысли о прошлом.

Роджер молчал. Он не пытался обманывать себя: сейчас его главной целью было находиться там, где безопаснее. Нет, пожалуй, это слишком сильно сказано. Если бы безопасность была единственным, к чему он стремится, тогда ему следовало завтра же при первом проблеске зари отправиться в Карвенай на вокзал и сесть в поезд, который увезет его из этих мест, сделав недосягаемым для наемников Дика Шарпа. Но такая мысль ни на минуту не приходила ему в голову; не думал он об этом и сейчас. Пока он может хоть чем-то быть полезен делу „Гэрет versus Дик Шарп“, он не уйдет со сцены. Но, конечно, это еще не значит, что надо преподносить им себя на блюде, как цыпленка. Очень может быть, что те, кто напал на Гэрета (Роджер не сомневался, что там был не один человек), уже сейчас подкарауливают его возле часовни, заглядывают в окна, пробуют дверные запоры… При одной мысли об этом у него похолодело внутри. А когда поймут, что его там нет, как они поступят тогда? Явятся сюда?

Все может быть, а может быть, и нет. Оставалось только надеяться, что они не станут трогать его, пока он здесь, с матерью. Конечно, слепая женщина не свидетель! Но вместе с тем она, хоть и старуха, а все же может оказать сопротивление, и они вынуждены будут ее утихомирить, а тогда, если их поймают, закон за такие дела по головке не погладит. Роджеру очень хотелось бы внушить им (кто бы они не были) эти холодные, трезвые доводы рассудка.

Что греха таить, он был испуган, он был весь в поту от страха. Боялся даже выйти во двор, в bach, хотя мочевой пузырь у него был переполнен. Там, за дверью, был мрак, который его воображение населило чудовищными, костедробящими садистами.

Что же делать? Лежать здесь на кушетке, и мучиться, пока не рассветет?

Пожалуй, да. Лучше так, чем…

Но тут мать неторопливо, но решительно поднялась со своего кресла-качалки.