Читать «Зима в горах» онлайн - страница 190

Джон Уэйн

Роджера очень подмывало сделать этот широкий бесшабашный жест; временами он даже всерьез начинал его обдумывать. Сидя у своей печурки, он решал, что наутро, как только откроют банк, нужно отправиться туда. Но наступало утро, и у него не хватало духу привести в исполнение свой план. И не из опасения быть неправильно понятым — он уже не боялся, что проявленный им размах пропадет впустую. Он все-таки достаточно хорошо знал Гэрета и был уверен, что горбун примет как надо любое, идущее от сердца доброе намерение. Нет, его удерживало другое. Гэрет был слишком прозорлив, слишком умен — он мыслил ясно и четко, не растратив своего мозга на несущественное. Он сразу поймет: если Роджер забрал все деньги из банка и бросил их на ветер, на совместную пирушку, значит, он сложил оружие. Деньги эти — боевой фонд Роджера, и потратить их впустую равносильно объявлению капитуляции. Этого Роджер допустить не мог. Ему не хотелось быть свидетелем того, как Гэрета положат на обе лопатки, но пока в его заряднике еще оставалось два-три патрона, он не мог бросить Гэрета одного, окруженного врагами.

В конце концов он решил купить бутылку хорошего сухого вина и бутылку виски. Он положит их в глубокие боковые карманы своего пальто. Придет туда, повесит пальто, поглядит что и как и не будет поминать про бутылки, пока не настанет подходящий момент. А тогда вытащит из кармана бутылку вина, чтобы выпить за столом, виски же оставит напоследок. И наконец, где-то по ходу дела, когда они все освоятся друг с другом, он предложит и эту свою последнюю лепту.

Лежа в темноте и прислушиваясь, как гуляет ветер в горах, как тяжко вздыхает он в верхушках деревьев в лесу, где живут друиды, Роджер думал о том, что такт, который он старался проявить, вся эта осторожная стратегия, боязнь обидеть совсем не свойственны его натуре. Долгие годы жизни с Джеффри привили ему это.

За неделю до рождества Роджеру приснился сон. Сон был так страшен, что даже после пробуждения его продолжали мучить кошмары. Ему снилось, что он взбирается по отвалу за домом Гэрета. Сначала почва под ногами у него была твердая и подъем в гору приятно бодрил; он прыжками взлетал вверх по вьющейся между грудами сланца тропе, словно подошвы его башмаков были на пружинах. Но, достигнув вершины, он поглядел на море и увидел, что высокие белые вспененные волны с чудовищной силой обрушиваются на берег, стремясь завладеть сушей и поглотить все живое. Он стоял недвижим, глядя на мчащиеся волны, набегавшие все дальше и дальше на берег и уже всползавшие на отвал и приближавшиеся к нему, и слишком поздно понял, что опасность не в волнах, что они всего лишь дьявольская хитрость, — понял, уже почувствовав, как вершина отвала колеблется и оседает под его ступнями. Он старался удержаться на ногах, и это ему удалось, но он увидел, что спрессованные куски сланца и породы начинают скользить, осыпаться, падать, крутясь и подскакивая, и рушиться гремящим каскадом на дом Гэрета. Он хотел крикнуть, крикнуть что было сил, предостеречь Гэрета и мать, чтобы они бежали из-под обреченной кровли дома, бежали вниз с горы, пусть даже навстречу белогривым волнам, алчно лизавшим ее подножие, но ни звука не родилось из его сведенного судорогой горла, и в безмолвном ужасе он смотрел, как первая погребальная лавина с грохотом обрушивается на крышу дома, за ней вторая, третья… Он не мог пошевелиться, ибо каждое его движение влекло за собой новый обвал, и вскоре дома уже не стало видно, и он знал, что Гэрет и его мать погребены там навечно, глубже, чем когда-то погребла его и Джеффри та роковая бомба, глубже даже, чем она погребла его родителей, чьи расплющенные тела были поспешно преданы земле, куда за ними могла последовать лишь его неотвязная память и робкая любовь.