Читать «Зима в горах» онлайн - страница 180
Джон Уэйн
Ну, хватит об этом. Я хочу поговорить с Вами совсем о другом. О Джеффри. Я был так нем, так боялся говорить о Джеффри, когда случай дал мне возможность беседовать с Вами с глазу на глаз. Когда, помните, мы сидели на кушетке в квартире миссис Пайлон-Джонс. Когда Вы сказали, что смерть Джеффри была в какой-то мере избавлением для меня, а я сказал что все это не так просто, а потом струсил и свел разговор на другое.
Я больше не живу у миссис Пайлон-Джонс. Мне пришлось съехать оттуда, потому что кое-кто подкупил хулиганов и они выбили стекло у меня в окне и вымазали краской дверь. Но это опять особый разговор. Это связано с Гэретом и его желтым автобусом. Впрочем, это тоже неотделимо от Джеффри. Если бы в моей жизни не было Джеффри, то теперь в ней не было бы и Гэрета. Я это знаю. Но не следует приниматься за объяснения не с того конца. Может быть, вообще не следует ничего объяснять. Однако мне нужно многое рассказать Вам, и я хочу и должен начать с самого главного. Это имеет для Вас значение, потому что я люблю Вас, и Вам не мешает знать, что, собственно, представляет собой человек, который Вас любит. А для меня это — способ как-то приблизиться к Вам и преодолеть свое одиночество. Я теперь живу в старой часовне. Вы набредете на нее, если за околицей Лланкрвиса пойдете вверх по маленькой тропинке на север вдоль горного кряжа, обращенного к морю. Я живу здесь в окружении чужой мебели и чужих холстов. Но печные орешки, которыми я топлю печку, — мои собственные, и у меня хороший запас дивных дубовых паркетин, и я непременно изобрету какой-нибудь способ уплатить за электричество. Здесь внизу под горой есть заколдованный лес, населенный призраками. Может быть, Джеффри тоже там, среди друидов. Но я знаю, что он не причинит мне зла, я не думаю, чтобы кто-нибудь желал мне зла — даже Дик Шарп. Я хочу сказать — мне лично. Я для него просто песчинка, попавшая в колесо машины. И он хочет, чтобы меня не было. Но я не думаю, чтобы он испытывал ко мне ненависть. Я не могу ни в ком вызывать таких сильных чувств, потому что ни с кем не связан настолько близко: я совершенно одинок. Широкая кушетка, на которой я лежу, настраивает меня на сексуальный лад, но, по-видимому, все это для меня позади. По чести говоря, я не думаю, что еще когда-нибудь сближусь с женщиной. Я вполне для этого гожусь, но те, кто мне нужен, как видно, не хотят меня.
Эти мысли приводят мне на память Марго. Это была самая большая любовь в моей жизни, пока я не встретил Вас. А быть может, это была вовсе не любовь. Во всяком случае, это было очень мало похоже на то чувство, которое я испытываю к Вам. Позвольте мне говорить об этом совсем откровенно, потому что я стараюсь разобраться в очень сложных вещах и могу запутаться, если не буду совершенно честен и прям. Марго была восхитительна. Я рассказывал Вам кое-что о ней, о том, как она, воспитанная в пуританском духе, освобождалась от этих уз. Освобождалась самыми различными путями. Ее отец был очень нервный, неуравновешенный человек. Он часто впадал в бешенство и страшно кричал на Марго и на ее сестру, вне себя приплясывая на месте. Быть может, ему подсознательно хотелось обесчестить их или еще что-то. Временами нервное напряжение, в котором он жил, достигало чудовищных размеров, а так как мать девочек была маленькая, тихая, как мышка, женщина, прятавшаяся чуть-что по углам, покоя в доме не было никогда. У сестры Марго часто случались нервные срывы, но у самой Марго нервы были покрепче, и она ушла из дому и начала вести самостоятельную жизнь, диаметрально противоположную жизни в семье. Первое, что она в себе воспитала, — это поразительную, коровью невозмутимость. Узнав ее ближе, я всегда мог безошибочно сказать, когда она начинала нервничать, тревожиться о чем-то, потому что все ее движения сразу становились замедленными, и она даже мигала медленнее, словно под воздействием гипноза или наркотика. Это была реакция на неистовое мелодраматическое поведение отца. Я помню, как все это началось, как мы с ней впервые легли в постель. Мы провели вместе два-три вечера, и она пригласила меня к себе. Само собой разумеется, у меня появились кое-какие надежды, но я еще мало ее знал и мне было не совсем ясно, как следует себя держать. Мы немного поели, после чего она прилегла на шезлонг в позе этакой обольстительницы из какого-нибудь романа начала девятнадцатого века и впилась в меня глазами. Речь ее замедлилась, временами она казалась даже затрудненной. Затем Марго сунула в рот сигарету и медленно, очень, очень медленно достала и зажгла спичку. Но она так медленно подносила руку со спичкой к сигарете, что спичка успела наполовину сгореть. Тут она сказала мне что-то, какую-то совсем коротенькую фразу вроде „Хотите сигарету“ — что-то в таком духе, всего несколько слов, но она произносила ее так долго, что огонь спички достиг ее пальцев прежде чем она договорила до конца. В этот миг она поднесла спичку к сигарете и, естественно, тут же замахала рукой, чтобы потушить огонь. Так она потратила
