Читать «Записки одной курёхи» онлайн - страница 119

Мария Борисовна Ряховская

Мы ехали в деревню. Я не хотела домой. В электричке Капа по слогам читала псалмы, я подремывала.

Тропинка была шириной в ладонь. За голенища моих черных нагуталиненных Нюрой сапог набивался снег.

Как Капа мне радовалась! Она была совершенно счастлива! Живут зимой в Жердяях они с Юрием Дмитриевичем почти одни, еще шесть старух. Те и на улицу неделями не выходят. Таращатся в телевизор с ноября по апрель, разве что сходятся у автолавки по вторникам.

Распахнули дверь в дом. Капа радостно позвала с порога:

– Дед, иди сюда! К нам гости, дед! Машенька приехала. Слышь? Да где ты? – удивилась Капа. – Следов к дороге нету.

Мы вернулись во двор.

– Ага, след. Пошел к ферме.

Ферма была сразу за их большим огородом.

– И чего ему там понадобилось? Остатки стада в Стрелино перевели, туда и Серый скотником пошел. Плохо там, говорит, с какими-то кооператорами-молдаванами работает. Воровать не дают, бьют, а я, может, пастух природный, – жалуется. Айда следом за Юрой, милая.

Ферма зияла дырами проемов. Вырваны рамы. Снят шифер со стороны деревни, но цела крыша со стороны, обращенной к городской дороге. Не иначе как Степка с Серым потрудились. На подходе к ферме услышали скрежет.

– Проклятая дверь, опять ходит, душу бередит. Юра ходил прибивал, так ведь срывают. А что там брать? Да ведь вот еще что… – Капа говорила уже полурыдая, – на Урагане это ведь тогда не Серый, а Степка ехал. Ему-то нельзя было, он незаконный, уволен с работы же… Негодяй! Свалила все на Серого. – Капа говорила про Степку в женском роде. – Тот начал за себя заступаться. Ты, говорит, угробила лошадь, ты и отвечай. Степка его бить начал, дьяволосик. Прощался с деревней, говорил: не выживу третьего срока. Здоровье плохое.

Появился из-за угла Юрий Дмитрич с молотком, увидел нас, обнявшихся.

– Прибил вот, дверь скрипела. Здравствуй, Маша.

– Ой, а у меня каждый раз сердце заходилось от этого скрежета и воя… Так грешники в аду взывают к милости Божьей, – разволновалась Капа. – Сорок пять лет на ферме проработала. Какая я старая… Помнишь, Маша, корову я вытаскивала из навоза? Тогда и вышла на пенсию. Но как далеко мне было еще идти дорогой искупления к Господу – теперь стучусь в Его врата. Воровала комбикорм с фермы, пила и ставила самогон, срамные частушки пела, жила как все наши бабы…

Я сходила, взглянула на нашего «Большого дурака». «Ничего себе выкрасили построенную Степкой верандочку в тюремный свинцовый цвет». Заглянула в оконце вагончика: на полке чугунный детский утюжок…

Долго с тоской глядела на разбросанные головешки на месте дома Крёстной. Здесь стояла высокая кровать с металлическими шариками на спинке, куда я забиралась слушать рассказы о кладе, под ней – щелястые грязные, но крепкие еще полы – все дымом в небо.

Дрожал воздух над рубленым сарайчиком, поставленным Степкой над погребом. Я прошла тропкой, стукнула в дверь сарайчика. Мне открыл человек в меховой безрукавке и валенках.