Читать «Записки одной курёхи» онлайн - страница 117
Мария Борисовна Ряховская
Забежала в переулок с деревянными домами и спряталась за поленницей. Мимо меня, притаившейся, пронеслось чудовище. «Напился, видно, на музыкантские денежки. Надо же, он даже не человек. Боже, да он мне оторвал воротник от куртки, эх! Вот так можно в этой жизни потерять все: веру, надежду, любовь, родительское благословение, девственность, а фиг ё знает, может, и жизнь, и все из-за одного… – думала я, пробегая по мосту над чем-то серым внизу. – Ах, да это Волга! Борисов же собирается объехать все города на Волге. Что-то знакомые места… Обгорелый дом. Где-то я его уже видела. А дальше – свернуть – и береза посреди улицы. Откуда я знаю? Господи, да тут же рядом молельный дом. Там живет тетя Нюра! Подруга моего детства! Слава Тебе, Господи!» Я засмеялась, поняла – это спасение.
Вот он, сплошной забор. Калитка с секретом.
Выдвинула дощечку, потянула за тесемку, щеколда и открылась. Стучу в окно. Появляется чистое лицо с двумя заплетенными на ночь косичками.
– Кто такой пришла?
– Это я, баб Нюр, Маша. На глаза слезы навернулись от этих трогательных ее ошибок в русском языке.
– Ма-ашенька?
Расцеловались.
– Скорей запирай! За мной смерть гонится! Пристал на вокзале. Второй день там живу. Приехала на концерт.
– Этот твой, с хрустальным голосом?
– Свет гаси, скорей. Вдруг…
Но было уже поздно. Мы в доме, – но в не закрытую мной калитку ворвалось, налетело. Тяжелые шаги по ступенькам, даже дыхание слышно. Хрип. Задыхается.
Задвинули щеколду, повернули ключ в замке.
– Маша, на колени, молись.
И зашептали: «Отче наш, сущий на небесах, да пребудет Царствие Твое, да будет воля Твоя…»
Но чудище ломится в дверь изо всех сил, наседает.
– Не помогает, теть Нюр.
Мы замолкли. Трясет.
– Маша, Господь простит, потом отмолим. Давай, что ли, наговоры вспоминать?.. – покосилась на меня, испугалась сама своей мысли. – Бог милосерд, а я тебя уродищу не отдам. Повторяй: «Иду я по чистому полю, навстречу бегут семь духов с полудухами, все черные, все злые, все нелюдимые. Идите вы, духи с полудухами, к лихому чудищу, держите ее на привязи…»
– Его, баб Нюр, на привязи. О-ой, слышь, хрустит – того гляди ворвется!..
– Тут, доченька, видать, заговор не поможет… Ты скажи, скажи, как там Зинаида пела ведьминскую песню? Кумара, ниих, них… запалом, бада…
– Эхо хомо, лаваса, шиббода, – вспоминала я.
– Кумара, а-а-а-о-о-о-и-и… – пели мы, отбивая ногами такт.
Мы уже не пели, – а орали, в голосах проскальзывали истерические нотки. Раскачивались и орали, рыдая от страха.
Дверь продырявлена! Слышно бычье дыхание зверя по ту ее сторону.
– Погоди, – вдруг вспомнила Нюра. – Помнишь, последняя-то наша с тобой колдунья, имени даже не знаем, которая одна истину сказала – про доченькину могилку-то? Дала на крайний случай смертельный заговор. Я, чтоб не потерять, в кофту зеленую зашила.
Тетя Нюра рванулась к шифоньеру. Я стою возле окна, глядящего в соседний огород, вижу тень на снегу. Голова лохматая.
Прибежала Нюра, неся затертую, с пушистыми краями бумажку с бледными карандашными словами.