Читать «Правила перспективы» онлайн - страница 120

— Какая небрежность, — перебил Айхлер. — Надо было дать краске просохнуть. Нельзя торопить совершенство. — Все, кроме явно уязвленного Бенделя, закивали.

— Жаль, что картина не соответствует названию. Правда, "Крестьянин в окрестностях Овера" звучит хоть и не так эгоцентрично, зато менее, гм, привлекательно. Без сомнения, именно поэтому вы и не сменили название.

Герр Хоффер судорожно сглотнул, остальные рассмеялись.

— Возможно, — ответил он.

— Это не небрежность, — резко произнес Бендель.

Айхлер посмотрел на него.

— Что же это тогда?

— Жизнь, — ответил Бендель, глядя на картину налитыми кровью глазами. — Чистейшая энергия природы.

— Разумеется, герр штурмфюрер, — огрызнулся Айхлер. — Это все знают. Но в жизни таких красок не бывает, не так ли?

— Ну что ж, — торопливо вмешался герр Хоффер, — мы не должны забывать, что в голландском языке «цвет» обозначается двумя словами, «verf» и "kleur"…

Голос был напряженный, задыхающийся, но он не умолкал. Бендель вернулся к Сабине, как будто она в нем нуждалась — или, наоборот, он в ней. Айхель снова принялся поглаживать похожую на желудь шишечку на ножнах большим и указательным пальцами, как ребенок лапку плюшевой зверушки. Остальные эсэсовцы не стесняясь зевали. Фрау Лозе поправила огромную шляпу. Сабина отпила из своего бокала и закашлялась, Бендель, похоже, гладил ее по спине. Опасность, пожалуй, миновала.

Наступила тишина. Герр Хоффер рассказал все, что знал. Может, теперь они отвлекутся от Ван Гога.

Бригадефюрер Айхлер с улыбкой кивнул и спросил:

— Он ведь был придурком, правда?

— Кто, Ван Гог?

— Все знают, что он был придурком. Поэтому и рисовал как ребенок. Хотел рисовать как все, но не мог. Оттого и рехнулся.

А потом прикоснулся к картине и провел по шероховатому холсту тем же пальцем, которым теребил кисть. Герр Хоффер судорожно вздохнул. В зале было тихо, если не считать угрожающего скрипа высоких эсэсовских сапог со шпорами, бригадефюрер Айхлер, склонившись над картиной, гладил застывшие комки и сгустки краски — хромовую желтизну пшеницы, берлинскую лазурь неба. Бендель в ужасе разинул рот; герр Хоффер испугался, что тот вот-вот набросится на вышестоящего офицера. Из окон столбами сияющей пыли струился свет, отражаясь на паркете, крошечных вышитых орлах и черепахах. Палец следовал по длинному желобку тени дерева, по иронии судьбы, такой же чернильно-черной, как и касавшаяся ее перчатка.

Все равно как если бы кто-то расцарапывал свежую рану.

— Очень густые мазки, — сказал бригадефюрер, наконец убрав палец, будто проверял, нет ли на холсте пыли, и остался доволен. — Совсем как ребенок. Не будь он таким знаменитым, был бы никем. И знаменитым-то он стал только потому, что рехнулся — потому что все знали, что придурок.

Айхлер хмыкнул, словно восхитившись собственным умозаключением. Остальные заулыбались и двинулись в Длинный зал. Сабина сжала ладонь Бенделя, и его лицо смягчилось. Страшно подумать, что могло бы случиться, если бы она не взяла его за руку.