Читать «ПРОСВЕТЛЕНИЕ ЭКЗИСТЕНЦИИ» онлайн - страница 315

Если я лгу, то оправдать этого я не могу. Попытка привести в форму объективности то, что я сделал, солгав (was ich mit der Lüge getan habe), хотя и может обсуждать и углублять то, что действительно было, но не может вывести отсюда никакого закона. Напротив, закон «не лги» как всеобщий закон неизбежно остается в силе. Вопрос только в том, может ли быть такая истинная, экзистенциальная деятельность, которую бы мы постигали как истинную не из всеобщего закона, и которая поэтому не могла бы быть высказана в своей подлинности, а значит, не становилась бы образцом (Vorbild). Этот вопрос должен остаться нерешенным. Объективно на него можно ответить только отрицательно. Но ведь этот вопрос хочет не объективно знать, а только бросить взгляд на экзистирование, которое, в субъективности и объективности, двигаясь в них обеих, не может адекватно обнаружиться в явлении ни в той, ни в другой, и, однако, совершается для себя в достоверности долженствования так, что остается недоступным для обобщений. Здесь можно только обсуждать, окончательно не определяя:

Абсолютно открытого, всегда правдивого человека, - если только он не окажется в благоприятных и преходящих условиях жизни в материально обеспеченном положении, - другие непременно погубят. Он не может рассчитывать на то, что ему будут отвечать тем же. Поэтому есть существенное различие, отвечает ли мне другой, когда я обращаюсь к нему с правдивым словом, в коммуникации на том же уровне в том же умонастроении, или же он противостоит мне, как «природа», в решающем отношении как нечто чуждое. Даже самый правдивый не постесняется использовать обман и хитрость, скажем, в отношении опасных животных. Если человек встречает меня в невысказанной и наполовину неосознанной позиции homo homini lupus, то в столкновении с ним, как и со зверем, я пропаду, если только не буду предусмотрителен и вступлю в борьбу с ним. Если же человек встречает меня как возможная экзистенция, обращающаяся как его самость к моей самости, тогда, даже при крайнем несовершенстве и постоянных уклонениях, ситуация оказывается в принципе иной: я могу положиться на разум и возможную экзистенцию другого в той мере, в какой я их сам, - то есть безусловно, не в смысле предсказуемости, а в смысле возможности взаимных корректировок из истинной готовности.