Читать «Одиссей Полихроніадесъ» онлайн - страница 10

Капитана, который жилъ въ нашемъ домѣ, звали Иванъ Петровичъ Соболевъ. Онъ меня очень любилъ. Звалъ онъ меня «Цыгано́къ», за то, что я смуглый, и дѣлалъ мнѣ много подарковъ. Онъ каждый день, несмотря на холодъ, обливался холодною водой и приказывалъ солдатамъ и меня схватывать, раздѣвать и обливать насильно, для укрѣпленія. Потомъ я и самъ это полюбилъ.

Выйдетъ капитанъ на балконъ, на улицу, самъ раздѣнется совсѣмъ и меня раздѣтаго выведетъ. Женщины бѣгутъ; а онъ имъ кричитъ: «Чего вы не видали? Куда бѣжите? Скажите! какой стыдъ великій!»

И восклицаетъ потомъ солдату:

— Катай Цыгано́чка съ головы прямо!

Я и радъ, и кричу; а капитанъ бѣдный, глядя на меня, отъ души веселится. Ужасно любилъ я его.

Когда австрійцы зашли русскимъ въ тылъ и уходили русскіе отъ насъ, капитанъ Соболевъ золотымъ крестикомъ благословилъ меня на память, и я всегда ношу его на шеѣ съ тѣхъ поръ.

— Прощай, Цыгано́чекъ мой, прощай, голубчикъ, — сказалъ онъ мнѣ и сѣлъ на лошадь.

Я сталъ плакать.

— Господь Богъ съ тобой, — сказалъ капитанъ; — не плачь, братъ мой, увидимся еще. Съ Божьей помощью назадъ опять придемъ и освободимъ всѣхъ васъ.

Онъ поцѣловалъ меня и перекрестилъ, нагнувшись съ коня, а я держался за стремя его и плакалъ.

И не увидались мы съ нимъ больше! Да спасетъ Божія Матерь Своими молитвами его простую воинскую душу! Мы узнали потомъ, что его подъ Инкерманомъ убили эти отвратительные французы, которыхъ и отецъ мой, и я всегда ненавидѣли.

Послѣ ухода русскихъ изъ Добруджи, когда у насъ опять стали вездѣ султанскія войска, отецъ мой едва было не лишился жизни.

Нашлись добрые люди, которые даже не изъ мести и не по злобѣ личной на отца, а лишь изъ желанія угодить турецкому начальству и выиграть отъ него деньги, донесли на отца моего, что онъ русскій шпіонъ.

Сказать тебѣ, что онъ русскимъ начальникамъ не передавалъ никогда, гдѣ турки и что́ они дѣлаютъ, этого я не скажу.

Конечно, было и это; но станешь ли ты его хулить за это? Или лучше было дѣлать такъ, какъ валахи дѣлали около Букурешта, когда они туркамъ русскихъ продавали.

Призвали отца къ пашѣ. Отецъ зналъ, что доказательствъ никакихъ противъ него нѣтъ; помолился, поплакалъ съ нами, матушка на островъ Тиносъ серебряную большую лампаду обѣщала, и стали ждать его и молиться. Я былъ еще малъ; сталъ бѣгать и кричать; а мать говоритъ: «Кричи! кричи, веселись — теперь отцу, можетъ быть, голову ножомъ турки отрѣзали». И я утихъ…

Такъ двѣ недѣли прошло; сидимъ мы однажды вечеромъ; застучали въ дверь. Испугались всѣ, а это батюшка возвратился веселый. Освободили его турки, и спасъ его самый тотъ турокъ, который долженъ былъ убить его.

Доносъ былъ тотъ, будто отецъ мой далъ чрезъ Дунай вѣсть казакамъ (уже послѣ отступленія русскихъ въ Молдавію), что въ Тульчѣ войска турецкаго мало. Тогда казаки ночью чрезъ рѣку переправились и кинулись въ городъ вскачь… это и я помню… крикъ какой поднялся… Турокъ точно было немного, и они всѣ разсыпались въ испугѣ. Я ихъ не виню въ трусости за это. Очень это было неожиданно, и казаки слишкомъ страшно кричали ура! Убить никого не убили; а только повеселились турецкимъ испугомъ и въ плѣнъ никого не успѣли взять, потому что сами замѣшкать боялись. Украли мимоходомъ кой-что, безъ разбора, христіанскій ли домъ или турецкій; это они успѣли и ушли. Вотъ по этому самому дѣлу въ особенности и былъ на моего отца доносъ.