Читать «Князь. Записки стукача» онлайн - страница 120
Эдвард Станиславович Радзинский
По окончании казни, все так же победоносно оглядев толпу, Нечаев важно уселся в карету и крикнул начальственно сидевшему на козлах жандарму:
– Пошел, холоп Государев! – И захохотал.
Карета уехала.
…Стоявший в толпе агент (я научился их различать) после этого уже не отставал от меня. Он понял, к кому обращен был крик.
Я взял карету, но он на пролетке сопроводил меня до дома.
Швейцар распахнул дверь. Перед тем как войти, я обернулся. Филер торопливо записывал – видимо, адрес. Я смело показал ему язык. Я впервые почувствовал преимущество своего постыдного положения.
Помню, как через некоторое время Кириллов сообщил мне:
– Ваш родственник закончил книгу об известном вам деле. Сегодня его сочинение разрешено цензурой. Писатель этого еще не знает. Но вы уже сможете ее прочесть. Я хотел бы услышать ваше мнение…
И он передал мне утвержденную цензурой копию сочинения под названием «Бесы»… Я вновь ощутил… важность своего положения.
Я читал всю ночь… Книга показалась мне примитивным памфлетом. Главный «бес» Верховенский – под такой фамилией Федор Михайлович изобразил Нечаева – был крайне жалок и пошл. Старик Бакунин прав: гувернер страшен, но не пошл и совсем не жалок.
Только теперь, спустя более сорока пяти лет, я понял пророческий ужас этого романа.
Я сказал о своем впечатлении Кириллову.
– Вы сильно преувеличиваете, – ответил тогда он. – Ваш гувернер не дьявол, он мелкий дьяволенок. К тому же глупец. Почитайте, что он написал Государю… «Пусть правительство льстит себя надеждой, что еще далеко до бурных дней. Пусть оно изобретает поверхностные реформы и надеется ими усыпить общественное внимание. Общество уже пробудилось и скоро потребует ответа. Задача всякого честного правительства состоит в наш бурный век в том, чтобы, при неизбежности общественных волнений, по крайней мере предотвратить повторение ужасов, подобных тем, которыми сопровождались кровопролитные восстания Разина и Пугачева. Эти ужасы непременно воспоследуют, если не будет положен конец дикому самоуправству и зверским мерам правительства».
Эти фразы, показавшиеся Кириллову (как и мне) наглой глупостью, сегодня я читаю с ужасом.
Некоторое время Кириллов меня не звал. Я радостно начал верить, что меня отпустили. Но его незримое покровительство продолжал ощущать.
Впоследствии, как я узнал, на полицейском языке это называлось «соблазнять невинную девушку»… «Но, прельщая, не спугните. Только убедив её в самых нежных и невинных чувствах… сумеете заставить пасть», – поэтически учило наставление, разработанное Кирилловым.
В это время могущественнейший знакомец тетушки граф Петр Андреевич (