Читать «Трагедия господина Морна. Пьесы. Лекции о драме» онлайн - страница 74

Владимир Набоков

Дандилио.

                   Нет на земле греха. Люби, гори — все нужно, все прекрасно… Часы огня, часы любви из жизни выхватывай, как под водою раб хватает раковины — слепо, жадно: нет времени расклеить створки, выбрать больную, с опухолью драгоценной… Блеснуло, подвернулось, так хватай горстями, что попало, как попало, — чтоб в самый миг, как лопается сердце, пятою судорожно оттолкнуться и вывалить, шатаясь и дыша, сокровища на солнечную сушу к ногам Творца — он разберет, он знает… Пускай пусты разломанные створки, зато гудёт все море в перламутре. А кто искал лишь жемчуг, отстраняя за раковиной раковину, тот придет к Творцу, к Хозяину, с пустыми руками — и окажется в раю глухонемым…

Иностранец.

(подходя)

                   Мне в детстве часто снился ваш голос…

Дандилио.

               Право, никогда не помню, кому я снился. Но улыбку вашу я помню. Все хотелось мне спросить вас, учтивый путешественник: откуда приехали?

Иностранец.

              Приехал я из Века Двадцатого, из северной страны, зовущейся…

(Шепчет.)

Мидия.

                Как? Я такой не знаю…

Дандилио.

Да что ты! В детских сказках, ты не помнишь? Виденья… бомбы… церкви… золотые царевичи… Бунтовщики в плащах… метели…

Мидия.

           Но я думала, она не существует?

Иностранец.

                      Может быть. Я в грезу вошел, а вы уверены, что я из грезы вышел… Так и быть, поверю в столицу вашу. Завтра — сновиденьем я назову ее…

Мидия.

                 Она прекрасна…

(Отходит.)

Иностранец.

Я нахожу в ней призрачное сходство с моим далеким городом родным, — то сходство, что бывает между правдой и вымыслом возвышенным…

Второй гость.

                                        Она, поверьте мне, прекрасней всех столиц.

Слуги разносят кофе и вино.

Иностранец.

(с чашкой кофе в руке)

Я поражен ее простором, чистым, необычайным воздухом ее: в нем музыка особенно звучит; дома, мосты и каменные арки, все очертанья зодческие — в нем безмерны, легкие, как переход счастливейшего вздоха в тишину высокую… Еще я поражен всегда веселой поступью прохожих; отсутствием калек; певучим звуком шагов, копыт; полетами полозьев по белым площадям… И, говорят, один король все это сделал…

Второй гость.

                                          Да, один король. Ушло и не вернется былое лихолетье. Наш король — гигант в бауте, в огненном плаще — престол взял приступом, — и в тот же год последняя рассыпалась волна мятежная. Был заговор раскрыт: отброшены участники его — и, между прочим, муж Мидии, только не следует об этом говорить — на прииски далекие, откуда их никогда не вызовет закон; участники, я говорю, но главный мятежник, безымянный вождь, остался ненайденным… С тех пор в стране покой. Уродство, скука, кровь — все испарилось. Ввысь тянутся прозрачные науки, но, красоту и в прошлом признавая, король сберег поэзию, волненье былых веков — коней, и паруса, и музыку старинную, живую, — хоть вместе с тем по воздуху блуждают сквозные, электрические птицы…