Читать «Харбинские мотыльки» онлайн - страница 211

— Это вы очень правильно сделали, — сказал художник, — я бы не хотел ни с кем видеться, пока все не утрясется.

— Естественно. Поэтому, если вы почувствуете, что сможете что-нибудь сообщить по поводу Тимофея, напишите или расскажите мне, а я передам, вместе с этими записками, ваш ответ моему коллеге. Для него это очень важно. Случай уникальный, просто из ряда вон выходящий.

— Да, я вижу. Пятнадцать тел…

— Да, и среди них тело вашего Каблукова.

— Вот так… все-таки…

— Да. Ваше мнение будет иметь значение. Можете описать их отношения.

— Каблукова и Тимофея?

— Да. Вы сказали, он себя винил в том, что тот глаза лишился.

— Да, и это их сильно повязало.

— Вот и напишите. Время у вас есть, тут тихо, спокойно. Вы знали Тимофея, и не один год, потому, наверное, есть что вспомнить.

— Я с удовольствием почитаю, посмотрю. Если что-нибудь вспомню, напишу.

— Вот и замечательно. Да, и насчет нашего разговора…

— Я думаю, — сказал Борис. — Об этом я думаю.

— Ну, думайте, думайте…

5

В записках Тимофея был хаос. Именно этого и не хватало сейчас: какого-нибудь безумства, в которое можно было бы уйти с головой и не подходить к проклятому календарю. В этом доме все ходят на цыпочках, все блестит, вещи не гремят, даже когда их роняют, они тихо падают, будто завернуты в марлю или сделаны из бумаги. В такой обстановке невозможно нормально существовать, делаешься фарфоровым.

Борис перебирал записки, раскладывал писульки перед собой на распахнутой газете, сортировал… Прочитал одну и залюбовался, как однажды в детстве, в Петербурге, открыл рот и не мог отвести глаз от старого генерала, который в исступлении стучал палкой по скамейке и требовал подать ему какую-то фрейлину, — отец потом сказал, что это неприлично — так стоять и смотреть на старого человека. Генерал был сумасшедший, и был он одет очень грязно, слюна на бороде, остатки пищи на старой шинели. От него сильно воняло мочой и перегаром. В записках Тимофея каждое слово было сумасшедшим, оно было вывернуто, как уродливое дерево, горело безумием и стучало палкой. Ребров будто не читал, а вслушивался в стук, который доносился сквозь толстые стены. Он читал и вспоминал тех сумасшедших, что смотрели из окон клиники напротив дома, в котором жила Мила, и думал: «Вот где он теперь, должно быть… Где еще, как не там? Уж лучше там… А может, и мне туда попробовать устроиться?.. Нет, глупости…»

Читая записки Тимофея, Борис долго не мог выстроить хронологический порядок. Наконец, решил точкой отсчета взять вырезку из газеты, в которой сообщалось об аресте Ивана. Первые записи, по-видимому, были сделаны в период, когда он был под стражей.