Читать «Харбинские мотыльки» онлайн - страница 161

Андрей Вячеславовчи Иванов

— Да все взметнется! — говорит. — Весь мир вулканом, как конь на дыбы встанет. Все перевернется, банки полетят к черту, бюрократы туда же… Найти свое место в этом потоке, вот что надо. Бороться!

— Бороться…

— Сомневаетесь, — покачал головой, — вы не в борьбе нашей сомневаетесь, а в себе.

— В себе, понятное дело, сомневаюсь, но это обычное, так у каждого должно быть, во всем надо сомневаться, а вот людей сбивать с толку… слепой поведет слепого, как говорится… и как вы на себя смелость такую берете? Удивляюсь! Неужели так брату верите?

— Брат мой плоть и кровь моя, как себе самому ему верю. И в себе уверен! Только никого за собой насильно не тяну. Сами летят, как на свет мотыльки. Приходят, усаживаются вот здесь подле меня и говорят. А говорят, знаете что? То, что думают. И другого уже сказать не могут. Люди видят, что творится, и другого способа изменить положение вещей нет и не может быть. — Иван взял кружку, поднес к губам, и вдруг суровый вид разгладился, и на лице его появилась противная улыбка. — А вы, между прочим, сюда не спорить приезжаете, а с блудницей переспать, рога ее мужу наставить. Смеете тут говорить

— слепой поведет слепого… Вы и в церковь-то не ходите, все по вертепам чаще. Никто вас слушать не станет. Потерянный вы человек. Себя ищете в споре с нами. Нет, чтоб примкнуть. Индивидуализм не позволяет. Слава, картинками любуетесь. Откуда помысел пришед картинки малевать? Спросите себя: откуда помысел? Вы не лики святых, а блудниц размалеванных из вертепа да на полотно, да еще уверяете, что лучше нашего знаете, куда идти.

— Я не говорил, что знаю, куда идти. Я утверждаю, что вы ошибаетесь и ваш фашизм ведет вас к гибели, и людей, кто с вами. А что касается моих заблуждений, хождений по вертепам и блудницам, это мое дело, и я никого в это не втягиваю, заметьте, даже не говорю об этом ни с кем. А то, что рисую, так не смотрите, если не нравится. Моя мазня вас не должна волновать. Чего не скажешь о вашей так называемой борьбе. Это волнует, поскольку в дело замешаны теперь некоторые близкие мне люди, о которых я и беспокоюсь. Включая вас.

— Бросьте, плевать вам на меня!

— Нет, не плевать! — Я обрадовался: зацепил, так надо тянуть! Говорю: — Разве мы не ладили, Иван? Мы хорошо понимали друг друга до того, как вы начали все это. Помните, вы мне даже помогли в работе над моей картиной?!

— Трата времени и сил. Больше не о чем тут говорить.

— Ну, как хотите…

Так обрывалось несколько раз: только нащупал ниточку и потянул, как он обрывал. Значит, верно нащупал. Есть ниточки, можно дернуть так, что весь этот карточный домик развалится. И хорошо бы всем им доказать: ерундой занимаются. Бессмысленно это. Даже более бессмысленно, чем мое шатание по их городку.

— Человек — ничто, — сказал я ему. — Человек не может изменить историю.

— Очень даже может, — зло ответил упрямец, — иной человек сам не подозревает, что история сквозь него идет. Ходит, дышит, живет, как все, а история уже струится сквозь него, и никто этого не замечает, а в один день это обнаруживается. О биологическом оружии слыхали? Так вот, наше дело и есть — диверсионное биологическое оружие. Тут дело не во мне. Я трезво смотрю на свою роль. Я всего лишь крыса, которую заразили чумой и направили во вражеский лагерь. Какая-нибудь дрянная тварь империю может на колени поставить. Сколько городов горело…