Читать «Харбинские мотыльки» онлайн - страница 160

Глава третья

1

декабрь 1934, Ревель

Вот как из глупого разговора родилась еще более глупая идея, и во что это вылилось!

Теперь понять, что из чего вышло, откуда, от какой ниточки потянулась вся эта сволочь, я не смогу. Все от моей беспечности, которая одолевала меня в те душные летние дни в Юрьеве, когда я ждал, пока муж Милы не уедет в Прагу, — вот отсюда, наверное, из того зноя и праздности, — не зная, чем себя занять, в приступе похоти, сгорая от кобелиного томления, я болтался вдоль реки, спасаясь от жары, ходил по мостикам, кружил по одним и тем же тропинкам в парке, курил до дурноты у пристани, разглядывая барышень в лодках (пьяный, я даже флиртовал с ними!), просиживал вечера в кафе с племянницей Веры Аркадьевны… Как же бессмысленно я убивал эти дни! И каким ничтожным было то, чего я ожидал в конце! Я, конечно, должен был поплатиться за это.

И вот, тяжелым предгрозовым вечером, когда деть себя было совсем некуда, зашел к Тимофею, якобы поговорить о его сборнике. Тимофей в себе сильно сомневался, говорил, что не знает, надо ли печататься… какие стихи отобрать… листал тетрадки… хотел читать вслух… Тут Каблуков влез и грубо отчитал Тимофея:

— Раз не уверен, так и показывать нечего. Чего толку людям голову морочить?! Если б я возил кисточкой по холсту, что-то выдавливал из себя, я б и не показывал никому. И тем более не показывал бы, если не уверен! Художник должен быть уверен в том, что делает. Иначе что это за художник… и т. д.

— А как учиться тогда? — спросил наивно Тимофей. — Я хочу мнение слышать…

— Выкидывать, жечь, если не уверен. Только так и учатся.

Каблуков с ним очень жестко обошелся при мне. Как же он с ним говорит, когда никого нет?

За то время, что он провел в больнице, Иван сильно оброс, вьющиеся каштановые волосы торчали во все стороны, щеки впали еще больше, плохие зубы, воспаленные веки, усы и борода старили его. Он был как облупившаяся картина; когда улыбался, казалось, проглядывала клетка, за которой Иван прятал, как зверя, язык. Он был помят и растрепан. Постель не заправлял.

— Потому что большую часть времени лежу, — сказал так, словно упрек в мою сторону бросил, будто в больницу по моей вине попал. Вспомнив, как они с Сундуковым клевали меня, я сразу сильно закипел внутри. Смотрю на него: лежит на нестираных простынях, без глаза, в чахотке, и мальчишку за собой тянет, кряхтит, наставляет:

— Глупости все это… Не время стишки писать да картинки малевать, вот-вот все взметнется…

— Что взметнется, Иван? — не выдержал.