Читать «Неудачный день в тропиках. Повести и рассказы.» онлайн - страница 61
Руслан Тимофеевич Киреев
Мы дошли до хозяйственных построек, и я собрался повернуть обратно, но Лена заявила вдруг, что устала, и села на узкую облезлую скамью.
— Не смотри на меня, — сказала она, глядя на сваленный у забора металлолом. — Со мной ничего. Отдохну и пойдем.
Как почувствовала она мой взгляд?
С утра я съел лишь пачку засохших вафель, купленную в придорожном буфете на полпути из Алмазова, да пару пирожков на вокзале, и теперь меня быстро разбирало— от водки, которой щедро угощал меня Вологолов. Я чувствовал, что зреет скандал, и ждал этой минуты — с каким‑то злым сладострастием. Или действительно так уж устроен человек, что невольно ищет, на ком бы выместить горечь своего крушения? Впрочем, люди, сидящие рядом со мной, более кого‑либо другого были причастны к этому крушению. В тот момент я понимал это слишком хорошо.
На перевернутой вверх дном заржавленной автомобильной кабине прыгал и клевал что‑то воробей.
— Семена ищет, —сказала Лена. — С акации.
Акация росла у самого забора — хилое, однобокое деревцо.
— Рано ещё, — сказал я. — Стручки не созрели. — А сам исподволь, с беспокойством следил за ней. Лицо её немного побледнело, или это казалось мне?
— С того года сохранились, — проговорила она.
— Что?
Кажется, я произнес это слишком напряженно. Губы Лены слабо улыбнулись.
— Стручки, — объяснила она. — Семена.
Воробей вспорхнул и перелетел на акацию.
Река круто поворачивала. Табаня, я поднял весло. На лопасть села темно–синяя бабочка. Её тонкое тельце было неподвижно, а сдвоенные продолговатые крылышки то поднимались, вздрагивая, и на секунду замирали так, то снова опускались. Я не шевелил веслом — хотел, чтобы бабочку увидела Лена, но она, притихнув, смотрела вперёд, и что‑то мешало мне окликнуть её.
Она глядела на то место, где минуту назад сидел воробей.
— Тебе, наверное, наговорили о моей операции?
— Да нет… Ну, сказали — операция. — Совершенным идиотом чувствовал я себя.
— Почему ты сразу не пришел ко мне?
— Я ездил в Алмазово. Это двести километров отсюда. Мы раньше жили там.
Лена внимательно посмотрела на меня. И я вновь, как год назад, почувствовал себя маленьким и лживым — словно в чем‑то обманывал её, словно выдавал себя не за того, кто есть я на самом деле.
Стареющий человек с разбросанными по лысине редкими волосами юлит перед пятнадцатилетним мальчишкой, просит пощадить и пожалеть его, норовит поцеловать руку. На подростке тщательно отутюженные брюки, он сдержан и аккуратен, как манекен.
— У меня отец там, — прибавил я, помолчав. — Неродной. Я жил с ним семь лет. Я поступил по отношению к нему подло. Мы с матерью бросили его. Семь лет я даже не писал ему.
Теперь я сказал все — все до единого слова, но ощущение, что я лживый и маленький, не оставило меня.
Хмель действовал на меня избирательно, обостряя лишь то главное, что сидело во мне в эту минуту.
— Хватит бы тебе пить, — сказала мать.
Я поднял голову. Она смотрела на меня грустно и спокойно, и мне показалось, она уже давно так смотрит на меня.
— Пусть пьет, — вступился за меня Вологолов. — Последняя, что ли!
Он поднялся, открыл холодильник и достал ещё бутылку водки. Мать ничего не сказала. Она чиркнула спичкой и раскурила погасшую папиросу.