Читать «Неудачный день в тропиках. Повести и рассказы.» онлайн - страница 39

— Тот, кого ты называешь отцом.

Это был вызов. Мать посягала на то, что было в эту минуту самым главным для меня.

— Отец не писал мне, — спокойно выговорил я, уже без усилия произнося это слово. — И я ему — тоже.

Она внимательно посмотрела на меня — не с упреком, не с горечью, а внимательно.

Я приблизился к крыльцу. Рыжий вполголоса (бросил что‑то Шмакову, тот ответил подобострастно и с суетливостью. Я не знал, как окликнуть его. Не поворачивался язык назвать его «папой», хотя мысленно я уже приучил себя к этому слову.

Шмаков, видимо, заметил мои щегольские брюки, потому что поднял голову и взгляд его — натужный взгляд человека, силящегося сохранить при посторонних достоинство — скользнул по моему лицу и нетерпеливо убежал к магазинной двери. Оттуда вынырнул человек с большой черной бутылкой вина и несколькими баранками. Шмаков радостно задвигался, подбирая под себя ноги, хотя места рядом было достаточно. Я почувствовал на себе взгляд рыжего. Он заметил, что я смотрю на Шмакова, и толкнул его в бок. Шмаков с готовностью повернулся к нему и тот показал глазами на меня. Шагнув ближе, я изобразил на лице улыбку. В устремленном на меня взгляде Шмакова мелькнули рассеянность, усилие и затем испуг. Он узнал меня.

В поезде, который увозил меня домой — от Шмакова, от Лены, от матери с Вологоловым— мне привиделся вдруг забытый детский сон: плотная толпа длинных теней, они колышутся на одном месте, словно водоросли, наклоняются ко мне и протягивают костлявые руки.

Мать смотрела на меня, пытаясь понять, почему вдруг я решил сделать это.

— Я должен поехать туда, (мама. Обязательно.

Она не спускала с меня своих раскосых глаз.

— Из‑за этого я и приехал, — прибавил я. — Чтобы, конечно, и с тобой повидаться, но главное — из‑за этого.

Все это казалось мне настолько личным, моим, что трудно было говорить об этом даже ей, матери. Да и что мог я оказать ей? Что мы с ней поступили тогда грязно и вот теперь, с запозданием в семь лет, я еду заглаживать свою давнюю подлость? Мое раскаяние, чувствовал я, будет упреком ей.

— Я съезжу и вернусь, — сказал я. — Пожалуйста, не сердись на меня.

Я встал и поцеловал её в напудренную щеку. Она смотрела на то место, где я сидел только что.

То ли это врождённое, то ли я не раскусил ещё прелести крепкого опьянения или, может быть, для меня слишком важно ощущение здорового чистого тела — на другой день после выпивки я чувствую себя физически неопрятным — так или иначе, но я пью редко, неохотно и мало. Пожалуй, за всю жизнь два или три раза бывал я таким пьяным, как в тот вечер, когда садился в поезд, увозящий меня из южного города, который я всегда считал своим городом. В проходе стояли. пассажиры, смотрели в окна на тех, кто. провожал их, или просто на перрон, на вокзал, на привокзальные плывущие назад дома с освещенными окнами, а я один сидел в пустом купе, словно уезжал из города, совсем чужого мне.

Шесть лет я жил под его крышей и шесть лет избегал сближаться с ним, хотя. внутреннее неприятие Белоголова и не связывалось в моем сознании со Шмаковым. Вернувшись же из Алмазова, после поездки, на которую я возлагал столько надежд, я пил с ним — в его доме, за его столом, его водку. От него, не очень помня себя, отправился на вокзал.