Читать «Неудачный день в тропиках. Повести и рассказы.» онлайн - страница 20

Руслан Тимофеевич Киреев

Не знаю, сколько времени продолжалось так. Когда неподалеку громко всплеснула рыба, я вздрогнул. Солнце освещало верхушки старых сосен на том берегу.

Мы собирались удрать из Алмазова тайком, по–воровски, не попрощавшись со Шмаковым и ничего не объяснив ему. Мы бы и уехали так, не Вхмешайся случай. Шмаков застал нас в последний момент, когда мы упаковывали вещи.

Я решил поменять наживу и поднялся за хлебом. В стороне от палатки, недалеко от того места, где час назад стоял лось, сидела Лена. Заслышав шаги, она медленно повернула голову. Я подошел близко к ней.

— Не спится?

— Нет…

— Душно опять?

Она не ответила. Она сидела на перевернутом котелке, подстелив газету.

— А здесь? — спросил я. — Здесь не душно?

— Здесь — нет.

Теперь уже солнце коснулось и наших сосен.

— Почему кузнечиков нет? — спросила вдруг она.

Я не понял её.

— Как нет?

— Нет…

Я осмотрелся.

— Куда же они делись?

— Не знаю. Вчера были, а сегодня нет.

Я прислушался. Потом, глядя под ноги, шагнул — раз, другой, но ни одно насекомое не вылетело из‑под мокрых от росы кед — как это было вчера вечером.

— Спят, наверное, — сказала она.

Я отыскал горбушку, которой мы угощали лося, помешкал, искоса взглядывая на Лену, и пошел к реке.

Больше года минуло со времени нашего путешествия на байдарке и сейчас мне трудно определить, действительно ли Лена в то утро, когда к нам приходил лось, чувствовала свою обреченность или последующие грустные события дорисовали что‑то в моей памяти…

Мне нравилась улыбка Федора Осиповича. Каждая черточка оживала, добрела, губы вздрагивали, словно он собирался сказать что‑то. Но обычно он так и не произносил ничего и лицо его до конца не разглаживалось— улыбка лишь зарождалась, начиналась… Скорее, это была не улыбка, а лишь затаённое преддверие её.

«Официальную часть» взял на себя Миша Тимохин. Он показал мне мою комнату — это была отделенная аккуратной деревянной перегородкой часть единой большой комнаты, из которой, собственно, и состояла квартира Федора Осиповича, — подробно изложил, какие преимущества имеет эта квартира, дом, район (хотя обо всем этом говаривал мне и раньше), честно предупредил, что внизу подвал и оттого пол холодный— словом, добровольно и добросовестно исполнил обязанности хозяина. Затем заговорил об оплате.

— Ваше слово, дядя Федуля. Вы должны назначить цену, а уж дело Кирюши — принять её или торговаться с вами.

Я смотрел на Мишу, ошеломленный.

— Так делается всегда, — невозмутимо пояснил Миша. — Квартиросдатчик назначает, а квартиросъёмщик торгуется, если не согласен.

Губы Федора Осиповича озорно дрогнули. Он помолчал и произнес:

— А нельзя ли начать со второй части?

В конце концов Миша был вынужден саАм назвать цену. Федор Осипович спросил у меня — не дорого ли — и этим дело кончилось.

— Тебя считают совестью лаборатории, — сказал мне Миша Тимохин, довольный тем, что обо мне думают хорошо и что он имеет возможность сказать мне приятное.

Пока любовники оставались в доме вдвоём, он торчал с учебником в палисаднике, бдительно охраняя их от человека, которого называл отцом. Заметив его издали, быстро входил в дом и бросал, направляясь к этажерке с книгами: «Идёт…»